в палату, Андрей был удивлён, увидев совсем больничную картину: Клавдия лежала под капельницей. Сам он никогда в больницах не лежал, но ходил к матери, когда ей удаляли аппендикс, к другу – в травматологию, куда тот попал после аварии, и был уверен, что капельницы ставят только тяжелобольным. Он взглянул на Клавдию растерянно и немного испуганно.
– Проходи, Андрей, не обращай внимания, скоро уже закончится и капельницу уберут, – Клавдия говорила тихо и медленно, устало, но глаза улыбались.
– Я тут голубцов принес, мама приготовила, только они, наверное, уже остыли. Можно тут где-нибудь разогреть?
– Можно, только я не очень-то хочу есть, больше пью, но спасибо. Положи в холодильник.
Андрей стал выкладывать принесённые продукты на тумбочку, потом что-то убрал в холодильник, ягоды и один помидор помыл, заодно налив в вазу воды для принесенных гладиолусов. Всё это время он старательно не смотрел на Клавдию, да и повышенная суетливость и необычная говорливость выдавали его волнение. Поставив мисочки с нарезанным крупными дольками помидором и крыжовником так, чтобы женщина могла их достать лёжа, Андрей наконец сел, взглянул открыто и весело на лежащую женщину, перебарывая в себе неловкость и робость, и наткнулся на взгляд Клавдии, настороженный и колючий, да и вся она была напряжена до предела.
– Это из дома крыжовник? Я с детства его люблю, у нас на даче рос. А помидоров таких огромных я никогда не видела, как они на ветке-то висят? – спросила она просто для того, чтобы что-то сказать.
– Этот сорт помидоров у нас называют «бычье сердце», попробуй, очень вкусно. Под ветки отец специальные подборки ставит, правда, я особо в технологию не вникал, – Андрей говорил спокойно, чуть насмешливо, ласково улыбаясь глазами, оставаясь прежним Андреем, которого Клавдия знала уже не один год. Она расслабилась, улыбнулась.
– Ну, рассказывай, Андрей, какие новости, как с мамой пообщался?
Они разговаривали, но их глаза вели свой тайный диалог друг с другом. Его взгляд говорил: «Я по-прежнему благодарен тебе за всё, что ты для меня сделала, уважаю и высоко ценю тебя и как женщину, и как человека. Я люблю тебя, но той любовью без примеси сексуального желания, какой любят родителей, дедушек и бабушек, детей и учителей», а её глаза отвечали: «Я понимаю, что ты очень молод и не можешь меня любить так, как я тебя, но не беспокойся – просто будь рядом и оставайся самим собой, этого вполне достаточно».
Их отношения, практически матери и сына, устраивали обоих, а то, что было один раз, – приятное исключение, которое никогда не повторится. Оба понимали, что это правильно. Единственная ночь любви была прекрасна и осталась их тайной, связывая невидимыми нитями любви и нежности их души.
Чуть больше двух недель Клавдия пролежала в больнице, до самого конца августа. Андрей навещал её каждый день, приносил, что
