который растет в нашей семье, вдруг сменилась на подозрительно-ультимативный тон. И ребенок даже начал было следовать ему, потому что привык доверять. Привык, что родители находятся с ним в уважительном диалоге, в котором нет необходимости обороняться. И очень быстро я увидела, какой конфликт это порождает внутри него, как образуется комок противоречивых чувств и стремлений. И как больно и горько стало мне самой от того, что я поверила своей собственной мнительности больше, чем способности сына ощущать, что для него сейчас правильно.
Тогда я, возможно, впервые по-настоящему ощутила, что вопрос не в том, кто делает выбор – родитель или ребенок. А в том лишаю ли я своего ребенка его собственного опыта, а вместе с ним и возможности стать сильнее и понятнее для самого себя? Или у меня достаточно внутренней силы и доверия для безусловной любви и поддержки, даже тогда, когда он делает такой выбор, о котором потом может пожалеть? Доверяю ли я человеку в том, что он способен прожить свою собственную жизнь? Если да, тогда ему понадобятся все ресурсы, которые у него для этого есть. И ему нужна свобода, для того чтобы он мог их обнаружить и освоить. Нужна уверенность, что родители всегда рядом и на его стороне, а не где-то сверху с указкой и сводом правил. Что близкие люди видят и принимают его целиком, уверены в его способности выбирать именно то, что ему сейчас важно. А не находятся в тревожном ожидании того, что что-то пойдет «не так», если вовремя это не пресечь. Особенно нужна поддержка как раз тогда, когда человек сталкивается с трудными последствиями своего выбора и ему нужна помощь в том, чтобы пережить и усвоить их. Когда я увидела, каким образом ограничиваю и себя, и сына, и наши отношения, то появилась возможность пройти сквозь эти ограничения. И вернуться туда, где может быть трудно, непонятно и уязвимо, но есть возможность говорить и быть услышанным. Как для меня, так и для него. И как это часто бывает после того, как отпускаешь даже еле заметное напряжение, которое должно было помочь контролировать и улучшать ситуацию, но на деле только усугубляло ее, все изменилось. Сын наконец ощутил, что его отношения с гаджетами – это не мой невроз, а часть его собственной жизни. А значит, это его свобода и его ответственность. Сейчас он ищет свои способы выстраивать эти отношения, и мы можем спокойно с ним это обсуждать. Теперь мне очень легко поддерживать его в этом поиске и давать искреннюю обратную связь. Но это стало возможным только после того, как я увидела выход из своей, якобы контролирующей, но на самом деле беспомощной и разрушительной позиции.
Иногда меня спрашивают, как ко всему этому относится сам Тиша? Так как для него это просто привычная реальность, в которой он живет, то у него нет к ней и какого-то специального отношения. Он привык, что к его потребностям прислушиваются, а мнения учитывают, идет ли речь о том, какую одежду он хочет носить или чему хочет посвящать свое время. Мне кажется, что у него
