8
В одиннадцать, как и сказала, Кабаниха взошла на крыльцо и крикнула:
– Глаша! Я дома! Встречай!
И входная дверь тут же распахнулась.
– Ну, как тут без меня? – спросила Мария Игнатьевна, усевшись на банкетку и вытянув ноги. Горничная тут же принялась снимать с хозяйки туфли и угодливо подсунула домашние тапочки. – Ох, мука! – вздохнула Кабанова. – Туфли эти – сущее наказание! А куда деваться? Я эту моду современную не понимаю: в платье и в кедах! Нет, если юбка – то только туфли. И обязательно на каблуке.
– Вы хозяйка, вам виднее, – угодливо сказала Глаша.
– Вот именно. Где молодежь-то?
– Катерина спать легла, она у нас жаворонок, Варя у себя в комнате заперлась, а ваш сын в кабинете, телевизор смотрит.
– Поужинали? – строго спросила хозяйка.
– А как же, – с гордостью сказала Глаша. – Не хотели – а за стол-то сели все. И даже Варька.
– Я знаю, чем она там занимается, – поморщилась Кабаниха. – С Кудряшом «ватсапится». – И она достала из сумочки свой телефон. – Так и есть: онлайн. Ну, ничего, я это прекращу. Ванна с лавандой готова? – спросила она строго.
– А как же.
Через полчаса Мария Игнатьевна, в шелковом кимоно и с полотенцем на голове, без стука открыла дверь в кабинет сына.
– Мама? Так поздно? – Тихон суетливо начал выдвигать и задвигать ящики письменного стола.
– Ладно уж, не прячь, – поморщилась Мария Игнатьевна. – Где она у тебя там, бутылка-то? Ишь! Тихо подошла, а все равно успел спрятать! Чуешь ты меня, что ли?
– Мама, я не пил.
– В трубку дышать не заставлю, – усмехнулась та. – Только я тебя, Тиша, насквозь вижу. Телевизор, как же! Твой телевизор называется двухсолодовый виски. Доставай бутылку-то. И две рюмки.
– Мама, ты будешь со мной пить? – изумился Тихон.
– Разговор у меня важный. Ты завтра в Москву поедешь.
– Зачем? – растерялся Тихон.
Он суетливо достал из своего стола бутылку виски и две рюмки.
– Без закуски пьешь, – покачала головой мать и крикнула: – Глаша!
Дверь в кабинет тут же открылась. Тихон невольно поморщился: противная девка. Когда только она спит?
– Принеси нам закусить, – велела мать. – Поздно уже, так ты полегче что-нибудь сообрази.
– Как скажете, – Глаша исчезла.
– Погоди пить, – мать накрыла своей ладонью вялую руку Тихона. – Сначала выслушай.
– Я слушаю, мама, – покорно сказал тот.
– Года три назад я глупость сделала: одолжила Гришке Стасову денег. Дикой не дал, а я дала.
– Да ты что? – изумился Тихон.
– И у меня сердце не камень.
«Кто бы мог подумать», – чуть не вырвалось у Тихона. Еле сдержался.
– Гришка лет на пять постарше меня будет. Но я его отлично помню. Мы в одной школе учились.
