вертолётиков, цветов, шишек, травы. Из-под одного почти настоящего кленового листа выглядывал металлический бумажный самолётик. Там были жёлуди, маленькие веточки, опавшие каштаны. И кем-то оброненный тонкий, может быть, шёлковый, шарф. И всё это взметал порыв ветра, пойманный, как на фотографии. Да, признал он, парни что надо. Для того, чтобы уметь увидеть это самим и суметь показать это другим, это надо, прежде всего, иметь в душе. Новость в газете позабудется, в этом он был уверен. Но они получили здесь свой билет дальше. В этом он тоже не сомневался.
Он стоял и смотрел, как сегодняшний ветер, принесший мёд цветущего донника в деревню, один из прототипов этого творения, сияя бело-жёлтыми искрами, повторяет движение запечатлённого в металле порыва, как скользит по металлическому шёлку шарфа и пытается унести с собой ввысь металлические листья и самолётик. Эта игра не прекращалась ни на минуту с того момента, как было сдёрнуто алое полотно. И он время от времени улыбался при мысли о том, что местные жители озаботились и своими силами, руками своих художников, сами того не ведая, сделали для ветра настоящую площадку для игр. Собакам понравится.
Он подошёл на минуту к главе инициативного комитета, принимавшему активное участие в начавшихся весёлых стартах, от души поздравил, пообещал на днях зайти в кафе и ушёл домой ждать собак.
Начало вечереть. Он приготовил их ошейники и поводки и вышел в сад. Пообщаться с природой. Это стало его развлечением, его отдыхом, его трудом и ежедневной потребностью. Никогда прежде он не думал, что так будет. Но, надо признать, он вообще не думал, как оно там будет. Может быть, во многом именно поэтому он и был так рад, что всё получилось именно так. Не было никаких черновиков и первоисточников. Всё было от себя и сразу набело. Так лучше.
Собаки звякнули калиткой немного раньше обычного и, вопреки своей неизбывной степенности, бодро потрусили по дорожке к дому. Там он их экипировал согласно основам конспирации, и они, теперь уже чинно и благообразно, двинулись по деревне. Никакого повышенного внимания к себе они не почувствовали. Это было приятно. Молча они дошли до площади и направились прямиком к памятнику. На площади были в разгаре приготовления к танцам. У памятника стояли лишь две старушки, которые, впрочем, были увлечены беседой и на вновь прибывших особого внимания не обратили. Но вскоре и они отошли. Никому не было дела. Хорошо.
– Алиса, это пудинг. Пудинг, это Алиса, – церемонно вполголоса произнёс он.
С ним на другом конце поводков, собаки обошли кругом, выбрали ракурс и уселись на мостовую площади – созерцать. Всё это время он старался выглядеть со стороны инициатором происходящего и, вместе с тем, наблюдал за их реакцией. Кажется, они были довольны. И мыслью, и воплощением. И он был рад, что их ожидания не обмануты.
Они провели у памятника минут двадцать, а потом, удовлетворив своё чувство прекрасного,
