да начала мучатся от безделья.
А мука та была невыносимая. Глазами ничего ни видно хоть выколи, ушами ничего ни слышно будто вовсе нет, лишь сама с собой наедине да своими мыслями. Чокнуться можно от такого сочетания.
Тут пришла в голову идея радостная. Она нежданно-негаданно нашла себе занятие. Райс решила устроить тренировку физическую. Загрузить, так сказать, и тело, и разум усталостью. «Точно», – рассудила рыжая да тут же занялась задуманным.
Стала делать растяжки с размашками да «отжимашки» со «скакашкими» и всё что смогла выдумать своей фантазией причудливой. К тому времени своего сидения она уж мало-мальски ориентировалась в пространстве замкнутом. Благо оно не менялось колдовским образом, как та же еда по три раза в день.
Прошло много времени, пока молодая да здоровая устала окончательно. Запыхавшись от воздуха спёртого, да загнав сердечко чуть ли не в голову, закончила дева свои занятия облившись с головы до ног ледяной водой из жбана-источника, что показался ей неисчерпаемым. Утёрлась шкурой из своего гнезда спального да опять пристроилась на пологе отдыхая да думая, чем бы ей ещё заняться от безделья нескончаемого. Дочь царская, почуяв голод обрадовалась, что нашла себе очередное занятие. Лишь опустошив горшок на половину добрую, в коем был грибной суп наваристый, забралась назад в свой уголок обжитый, да в который раз принялась маяться ничего неделанием, даже повыла тихонько от безысходности…
Райс давно потеряла счёт времени. Не могла понять день ли ночь за пределами поруби. Утро ль с вечером. Дождь ли с солнышком. Наплевать ей было на эти условности. Тут в пустой башке промелькнула мысль нехорошая: утопиться в жбане с водой колодезной, ибо не могла терпеть эту муку бездельную. Никаких уж сил на неё не было девичьих. Кутырка, с ей присущей фантазией уж в картинках всё это представила. Будто мама в слезах убивается, вырывая роскошные волосы, вскрыв тюрьму её проклятущую да найдя тело безжизненное. Как заламывают в горе руки ближницы, да как папа, чернея тучи сделался, да как горе всеобщее безутешное, степь накроет со всеми народами. Ком обиды за себя любимую задавил горло нежное, и она зарыдала, бедная, изойдя на слезу горькую. Скорбь была безмерной, безудержной…
Реки слез по мордашке тёкшие, прервала резко мысль неожиданная: «А вдруг там снаружи, что стряслось непоправимое? Вдруг меня не забыли, как я думаю, а просто уже отпереть снаружи некому? Надо выбираться отсюда немедленно». Райс аж подскочила озарённая, недоумённо вопрошая себя голосом:
– А чего же ты раньше-то о том не подумала, дура ты тупая, бестолковая?
Вопрос прозвучал как в бочке опростанной, резанув не только уши нежные, но и нервы догола ободранные.
Психанула на себя рыжая. Вскочила на ноги резвые да принялась прощупывать тонкими пальцами стыки плотные, брёвен тёсаных. Выдирала оттуда что-то непонятное, то, чем щели эти законопачены, лишь бы добраться до света крохотного,
