хранит их как реликвию, как святыню.
Ферида пожала точёными плечиками.
– Ты просто безнадёжная дура, как я погляжу. Будь я на твоём месте, ни за что не стала бы делиться знаками его внимания. А что ты скажешь в своё оправдание госпоже, если я сообщу ей, что их большую часть ты от неё утаила?
– Хорошо, я отдам тебе украшения, всё до последнего колечка, – испугавшись её угрозы, согласилась Гюльфем. – Я не могу допустить, чтоб она страдала, узнав об этих записках. А ты, Ферида… Аллах покарает тебя за твои низкие помыслы!
– Это уж моё дело – отвечать перед богом, – поджала губы Ферида.
– Что ж, пойдём ко мне в комнату, – кротко вздохнула Гюльфем.
Забыв о том, что пришли в сад за апельсинами для госпожи, девушки направились по выложенной тёсаным камнем дорожке к красным садовым воротцам. Оказавшись во внутреннем дворе, они повернули к лестнице, ведущей на женскую половину. Гюльфем уже поставила ногу на нижнюю ступеньку, как вдруг кто-то тихо окликнул её:
– Ханум (прим. автора: форма обращения к женщине)!
Оглянувшись, девушка увидела Мансура, гонца-скорохода, доставлявшего ей послания от Сарнияра Измаила.
– Ах, это вы, Мансур, – растерялась Гюльфем, – вы снова привезли мне записку от своего господина?
– Нет, ханум, – покачал головой гонец. – На этот раз у меня изустное поручение.
Гюльфем раздражённо покосилась на Фериду, уже навострившую уши, и, придвинувшись поближе к гонцу, спросила вполголоса:
– Что он просил передать?
– Я хочу говорить с вами с глазу на глаз, ханум, – с важностью ответил Мансур.
Гюльфем прижалась к перилам, освобождая проход для товарки.
– Иди вперёд, Ферида, я тебя догоню.
Сгорая от любопытства, рыжая рабыня поднялась наверх по лестнице и затаилась за дверью. Но как она ни напрягала слух, до неё доносилось только невнятное бормотание скорохода.
– Аль-Акик скоро падёт, – рассказывал тем временем Мансур, – ждать осталось недолго. Арабы мрут как мухи от голода и недостатка воды. К тому времени, когда они откроют нам ворота, в городе не останется и половины живого населения. Но всё же жители Аль-Акик отчаянные храбрецы, легко отражают все атаки и быстро ликвидируют разломы. Если бы в городе было больше припасов, они могли бы обороняться до Судного дня.
Гюльфем подняла на гонца красивые агатовые глаза и робко спросила:
– Но… неужели его высочество поручил вам описать мне положение арабов? Ему, как всем мужчинам должно быть известно, что женский ум невосприимчив к сведениям подобного рода.
– Простите, ханум, – смутился скороход, – я всего лишь хотел немного оттянуть неприятное известие.
– Его высочество… ранен? – вскрикнула Гюльфем, выдав своим испугом, что он ей далеко не так безразличен, как она стремилась показать.
– Да, но не волнуйтесь, не смертельно, – поспешил её успокоить гонец.
– Как
