потихонечком режимене терпеть. Дождилось мимо,
и собою не самими
в будущее пассажирим.
Горсть инжира – предлюбовность –
приторный бред липких пальцев –
израсходовать в запале,
и «пока» сойдёт за бонус.
Полость в месте средоточий
парадигм, ориентиров
завибрирует противно
чем-то невозможным очень,
и захочется не тихо,
и задышится со сбоем,
что никто самим собою,
и по-молодецки: «И-и-х-х-ааа!».
Сам
А новое всегда на стыке
несочетаемого и
неподходящего.
Над Сити
и прочим вьётся «помоги»,
а помогающего мало,
и как-то так всё больше сам.
Очерчиваемое ламой
имамом лампой ли ислам
ом ли, приходится, придётся
штробить там, где хотелось нет.
И мятный дым сигары к дёснам,
одесную костру тускнеть
по ошую искать наощупь,
но то ли выход, то ли вход –
не зная [денно или нощно,
он всё равно всегда плохой].
Не богат
Не спокойно ивово и слёзно
вечерять.
Заменим заманим.
Отражение пахло зелёным
невчерашним и не моим.
Что-то есть поважнее чем счастье
отзеркалил плеснувшийся карп.
Отчего всё всегда – частью чата
и полученным напрокат?
Не изогнутым но на изломе
не собою себя попугать
не последним и первым но словом
раз на главное не богат.
Самурайское
Эй, кто там есть – аригато
за то,
что мир позволен няшным
и на трюмо стоят коняшки,
их подарил не помню кто;
аригато за форму Дао,
и пусть к нему утерян гайд
(какой-то гад, а может Гай
по-видимому тряс мудами).
И чтобы погрузиться в транс,
давайте выпьем о хорошем;
присущность, ты давай-ка, крошка,
нас, зряшных, низачтошных, –
красть.
Нежелание
Недостроенностью стадиона
резкой низколетящестью ласточек
одержимостью взгляда девона
переполнены кластеры
но восходит царить над системой
нежелание отформатировать
угрожая стать чем-то бездетным
квартирам
Глянец
Грубое, текучее, обширное,
кучеры сменились на каршеринги,
но одно и то же над строениями
звёздами прошито непрожитое;
втаптывает в прошлое прошения
«город под любое настроение».
Мусорное, мелкое, никчемное –
ничего поскольку не меняется;
так же гордо суетились хордовые
подменяя вечность на верчение.
Невечерний
