переходил весь Балтийский флот.
И все же почему именно Дыбенко выбрали председателем Центробалта? Говорить о том, что его якобы в 1917 году знал и обожал весь Балтийский флот, что он был необыкновенно популярен (как постоянно любил хвастаться наш герой), мягко говоря, некорректно. Если Дыбенко к тому времени и могли знать, то только на тех кораблях и судах, на которых он фактически служил. Интернета в то время не существовало, к тому же в условиях затяжной тяжелейшей войны команды кораблей и личный состав береговых частей существовали весьма изолированно друг от друга. Спросите у любого из служивших на флоте матросами ветеранов, много ли они знали матросов на других кораблях, в других соединениях и в других военно-морских базах? Максимум кого они могли знать – сослуживцев по учебному отряду, по своей боевой части и отчасти по кораблю, если тот был не лишком большим, ну, может быть, еще несколько земляков на ближайших кораблях. Вот и все. И это в советское время, когда на лучших матросов регулярно выпускались специальные агитлистовки, когда о лучших матросах писались статьи во флотской печати, а на первых полосах печатались их портреты. Что же тогда говорить о Балтийском флоте 1917 года? Да и чем вообще мог завоевать популярность у реально воевавших матросов баталер с какого-то вспомогательного судна, никогда в жизни не участвовавший в морском бою? Тем, что грабил сослуживцев и торговал ворованным вином? Об истинной, а не выдуманной «популярности» Дыбенко нам уже поведала резолюция общего собрания команды транспорта «Альфа». Так что все рассказы самого Павла Ефимовича и его записных биографов о небывалом авторитете Дыбенко на Балтийском флоте – это не больше чем сказки.
Для большевиков, с подачи Коллонтай, Дыбенко в тот момент стал как бы «своим», для анархиствующих матросов он был «своим» и раньше, по хулиганской и хамской манере поведения, для контрразведки Балтийского флота, а через нее и для командования флота он, как старый провокатор, также в некотором роде был «своим». Думается, что именно этим и объясняется стремительный взлет Павла Ефимовича, которого толкали наверх как матросские низы, так и офицерские верхи, да еще и большевистское руководство в лице Антонова-Овсеенко и Коллонтай.
Возникает вопрос: а почему, вернувшись после февраля 1917 года с каторги, матросы-революционеры не свели с провокатором Дыбенко свои счеты? Ответ лежит на поверхности. Когда большинство каторжан вернулись, достать Дыбенко было уже невозможно, т. к. бывший сослуживец-провокатор к этому времени возглавлял Центробалт, приобрел огромные связи в руководстве партии большевиков и стал для них недосягаем. Любое выступление против него грозило обернуться против самих заявителей как по линии большевистской партии, так и в виде мщения со стороны самого Дыбенко и его боевиков. Поэтому вернувшиеся с каторги Ховрин, Сладков и другие сочли за лучшее заключить с Дыбенко негласный нейтралитет. К тому же практичный Павел Ефимович сделал все от него зависящее, чтобы ввести преданных
