владельцы коммерческой недвижимости, отельеры и рестораторы»), всеми силами пытаются попасть в «высшее московское общество». Как делают они громадные благотворительные взносы, расстилаются на паркете в приемной московского генерал-губернатора, лишь бы их заметили, лишь бы поручкался кто-нибудь из окружения князя Долгорукого, столичного градоначальника, а уж если САМ приметит!.. Да, эти миллионщики могли быть богаты, очень богаты. В финансовом отношении зачастую они чувствовали себя гораздо увереннее, чем 3/4 обнищавших дворян, коих в глубине души и жалели, и презирали, но при том – коим еще глубже, на самом дне, на самых глубинах своего «новорусского» сознания все же завидовали.
Далеко ходить не надо: вспомните чеховский «Вишневый сад» и весьма дельного и симпатичного Ермолая Лопахина. Это, кстати, один из немногих, по сути, положительных героев из «бизнес-класса». Правда, курс литературы в средней советской школе и его умудрился представить каким-то бездушным монстром. Но будем откровенны сами с собой: будь Лопахиных в России поболе, а абстрагированных от действительности Раневских и Гаевых помене, может, и обошлось бы в 1917 г. без осенних экспериментов на Дворцовой площади.
Ибо понимали миллионщики, особенно те, чей капитал был скороспел и сомнителен по происхождению: не ровня они «приличному обществу». И каждый жандармский капитан из тех самых дворянчиков отхлещет хозяина Хитровки – миллионщика Кулакова по рыхлым щекам, сплюнет и перчатку выбросит. И будет прав. И будет поддержан общественным мнением.
Добавлю: в России невозможно было себе и представить поголовный подкуп членов Государственного совета или Государственной думы.
Во Франции и США это была реальность.
В этом, как говорят в Одессе, есть две большие разницы.
Глава 6
Немного о замках и ключах
Не запирайте вашу дверь,
Пусть будет дверь открыта.
Давайте спустимся с разреженных высот государственной и международной политики. Отойдем на время от образа жизни и образа мысли царей, могущественных сановников и прочих великих и не очень людей.
Корни психологических стереотипов, подходов, доверия и недоверия к людям лежат в самой толще повседневной жизни народа, его исторически сложившегося быта. До самого последнего времени 80–90 %, а в древности и все 99 % нашего народа составляли крестьяне. Крестьяне много и тяжело работали, а потому к собственности своей относились трепетно. Порой бывали и скуповаты: все от той же бедности и от того, что любая вещь доставалась им ценой очень нелегкого труда.
Но мы не будем рассуждать здесь о природной скупости и прижимистости или, наоборот, радушии русских крестьян, равно как о том, насколько они свою собственность берегли. Боялись ли воров испокон веку, трепетали ли над своим добром и готовы ли были, как тот американский колонист, с винчестером в руках и ежеминутным риском для жизни защищать свой дом и свое имущество.
Эти
