что было шесть? Куда, позвольте спросить, делись еще два?..
На Благовещенской было людно. Свадебный поезд летел в сторону храма. Лошадь с белым венком в гриве вдруг засбоила, встав на дыбы. Историк как раз поравнялся с первым ландо и увидел, в чем дело.
Паренек-газетчик решил перебежать дорогу перед свадьбой. Из второго экипажа тут же выскочили трое дружек и теперь беззлобно, но от души его мутузили – а нечего воровать чужое счастье! Молодая, прикрытая белой фатой, отвернулась.
Ох, уж эти суеверия, подумал Данила. Небось, у невесты подол подвенечного платья полон булавок, а за пазухой чеснок от дурного глаза…
Дружки запрыгнули обратно. Парень отряхивался с лицом человека, который легко отделался.
Данила шел не спеша, без цели, и неожиданно для себя остановился у храма. «Басурманин вы какой, что ли?». Стянул фуражку, перекрестился и вошел.
Духота и полумрак обступили его. Под сводами, широко раскатывая «о» звенел чистый голос:
– Благословенно царство отца и сына и святого духа ныне присно и во веки веков!..
– Ами-инь! – нежно подхватывал хор.
Венчал жениха и невесту молодой строгий дьякон. Его гладкий лоб, юношеская бородка, тени на скулах и ясный взгляд неофита напомнили Даниле студенческие годы. Когда-то он сам был таким – юным, полным веры в свое предназначение. Молодые – коренастая невеста и тощий, аршин проглотивший, жених – стояли перед крытым парчой аналоем, держа в руках толстые венчальные свечи.
Кто-то подтолкнул его в спину. Старушка в салатном платке шепнула:
– Проходи уж, батюшка мой. Чего на входе стоять. – И тут же лучисто улыбнулась: – благодать-то какая!
Данила встал в уголке рядом с печью. Кто-то протянул свечу, и он, поклонившись, принял. Со своего места видел простоватый, утиный профиль невесты и напомаженный чуб жениха. Разглядел золотые венцы с куполками.
Дьякон нараспев вопрошал:
– Имеешь ли ты раб божий Александр, произволение благое и непринужденное и крепкую мысль взять себе в жены рабу божию Ирину?..
Глаза у рабы божией Ирины блестели, губы беззвучно шевелились.
Голос жениха был хрипловат – то ли от волнения, то ли от духоты. Церковный истопник расстарался, чтоб православный люд не замерз в это ясное воскресенье – от печи, где стоял историк, шел жар.
Пара встала на колени на белый плат.
А ведь так могли бы сейчас стоять мы с Еленой, подумал Данила.
– Миром Господу помолимся! – басовито возгласил батюшка.
– Господи, помилуй, – подхватил хор.
Чистые, ликующие голоса летели под сводом. Один, ясный, девичий, показался Даниле знакомым. Он поднял глаза, почти ожидая увидеть, как мелодия звенит и бьется под куполом…
– помилууууу… – уууу все тянулось, и никак не могло закончиться.
Купол
