сторону пачку с еле приметной «птичкой», рискованно побывавшую в руках тестя. Теперь уже
можно ничего не опасаться, но, услышав сзади шарканье тапочек жены, Роман автоматически суёт
эту пачку под свитер. Ну, это уже от нервов…
– Ты у наших не поужинал? – интересуется Голубика.
– Ты же видишь, как быстро я вернулся.
– А нервничаешь чего? Иди тогда на кухню. Ужин на столе.
– Нет, я, пожалуй, сначала искупаюсь.
– Странный ты сегодня… Ты же говорил, что голодный.
– Да нет, я грязный весь…
– У вас в цехе что, душ сломался?
– Да не успел я…
Мимоходом приобняв одной рукой ничего не понимающую жену, чмокнув её куда-то в душистую
макушку, он с удовольствием растворяет в себе и запах её, и, кажется, её саму. И в самом деле, ну
чего тебе, козлу, ещё может не хватать?
Запершись в ванной, совмещённой с туалетом, он вскрывает, наконец, коллекцию. Кажется,
клей на ней старый. Значит, надо успокоиться окончательно. Судьба снова потворствует ему. Страх
недавнего, казалось бы, уже неминуемого позора, сменяется эйфорией. Итак, что же мог увидеть
здесь Иван Степанович? Взглянуть ещё разок, и всё. В унитаз! Итак… Вот его прошлое, вот его
эпоха Большого Гона, запаянная в чёрный пакет. Да уж… Да уж, удивительная вещь фотография.
Одно время Роман хотел даже оформить свою коллекцию в виде колоды карт, только боольшего
формата, чем карты. Не всё же женщины там одинаковы. Есть такие, которых можно было бы
пометить, как тузов, а есть и простенькие, как шестёрки. Однако идея эта показалась слишком уж
циничной и пошлой. И вот все они перед ним. Пожалуй, некоторых женщин он без фотографий уже
бы и не вспомнил. Но карточки будто оживляют их. Вспоминаются голоса, жесты, улыбки,
интимные моменты. А вот уничтожь сейчас эти картонные квадратики, и у памяти не станет опоры.
Но ведь это – его жизнь. Какая-никакая, а жизнь. Впрочем, она была не совсем уж и плохой. Нет,
даже не так. Она была по-своему замечательна! Разве плохо, когда ты абсолютно свободен, ничем
не обременён, когда у тебя нет унижающего ощущения слабости и задолженности? То есть, в
сущности-то, это было здорово!
И откуда-то изнутри, кажется, из самой своей основы, Роман ощущает вдруг такой мощный
потяг к прошлому, что несколько минут сидит озадаченный. Да, да, да! Ему, без всякого сомнения,
хочется отступить в это своё прошлое, не смотря на то, что оно такое грязное и позорное!
Давно уже Роман инстинктивно отгораживается от прошлого. По возможности старается даже
заменить свои старые ботинки, рубашки, куртку. Особенно надёжной заменой кажется ему всё,
покупаемое женой. Но чёрный пакет – это категория отдельная, не заменяемая ничем.
