Голубика и дети. Для лёгкого, беззаботного разговора требуется почти насилие над
собой. А главное, несмотря на все свои завоевательные, захватнические амбиции, Роману сейчас
ничего от неё не надо. И ей, такой экзотически-восточной, созданной, казалось бы, исключительно
для всего изысканного и прекрасного, он рассказывает о только что пережитом: о жене, о детях, о
своей невыносимой боли. Рассказывая же, он вдруг неожиданно для себя объясняет свой уход
лишь тем, что они с Голубикой разные люди и что с ней, к сожалению, невозможна такая вот
полная открытость, как у них с Ниной на этой лавочке. И доля правды насчёт открытости тут,
конечно, есть: новая знакомая слушает его исповедь с потрясающим сострадательным вниманием.
Единственное, что сразу же запрещает себе Роман – это плохо, неуважительно отзываться о жене.
Исповедь его заключается, главным образом, в самобичевании, хотя главную причину ухода он так
и не может назвать. Она оказывается слишком сложной, можно сказать, комбинированной.
Нина выслушивает его душевные излияния не перебивая, так что, когда, наконец, рассказано
всё, на улице уже совсем зябко и темным-темно. Некоторое время они сидят молча, не зная, как
быть дальше. Обоим очевидно лишь одно: странно и неправильно было бы сразу после этой
исповеди, перелившейся из одной души в другую, взять и разойтись по сторонам. И у разговора, и
у встречи, и у знакомства – явная незавершённость. Может ли Нина скрыться сейчас в своё
общежитие и спокойно там заснуть, зная, что её новому, искренне доверившемуся ей человеку,
некуда податься? Нину даже удивляет его странное безразличие к себе. Он что же, собирается так
111
здесь и сидеть? А может быть, сделать проще: пока ещё ходят троллейбусы, поехать на
железнодорожный вокзал и там на скамейке скоротать ночь?
В ярко освещённом троллейбусе разговор уже не получается. Доверительность, возникшая в
полумраке скамейки, убийственно засвечивается фонарями. Нина, сидящая у окна, ёжится от
сквозняка. Роман слегка приобнимает её, и это движение они оба пытаются воспринять как вполне
естественное.
– А кстати, ты откуда? – вдруг спрашивает он. – В смысле, откуда шла, когда мы встретились?
– Я? – даже теряется Нина, потому он ещё ни о чем не спрашивал её. – Из читального зала…
Засиделась сегодня…
На самом деле в читальном зале она была днём, а потом у неё была встреча с мужчиной, с
которым она познакомилась в середине лета. Отношения их не просты – мужчина почему-то
пытается всячески, внешне вежливо, отказаться от встреч, и сегодня это было очевидным как
никогда. Обычно отталкивание мужчины провоцировало Нину на ещё большее цепляние, хотя,
конечно,
