вы не ищете лёгкого знакомства, – наставительно произносит она, – то надо быть очень
наивным, надеясь вот так на улице, в толпе, встретить единственного человека. Единственные не
находятся так просто. Это слишком несопоставимо: единственный и случайный…
Пожалуй, в её рассуждениях что-то есть. Но сейчас важней другое. Они ведь наверняка идут к
её дому и где-то обязательно остановятся: за квартал от дома, у подъезда или у дверей квартиры.
51
Этот момент нельзя проиграть. Окидывая женщину взглядом, Роман невольно пытается
представить эту, пока ещё незнакомку, без одежды, без этой красиво вязаной, наверное,
собственными руками, шапочки. Всё-таки как мило, когда у женщины есть вещи, сделанные её
руками. Это придаёт им особое обаяние.
Незнакомка продолжает воспитывать, он во всём соглашается с ней, словно не слыша
наставлений. Пройдя по улице Ленина, они сворачивают под арку во двор, потом так же резко под
очередным прямым углом в подъезд и поднимаются по лестнице. У дверей останавливаются, но
лишь для того, чтобы она, продолжая рассуждать, отыскала в сумочке ключ. То ли она не замечает
спутника, то ли не помнит, что идёт с чужим, пока что без имени, человеком. Кажется, ей и самой
удивительно всё, что происходит вопреки её установкам, правильным речам и чёткой логике.
В квартире женщина, скинув пальто, оказывается в дорогом светлом платье. Прихожая отделана
под раскалённую красную кожу – всюду приметы полноценного семейного гнезда. Замужних
женщин Роман избегает принципиально, но не из-за каких-то страхов, а из-за сочувствия к
собратьям (не надо во всём уподобляться Костику). И потом: глупо лезь к занятым, когда полно
свободных. Замужние обычно выделяются на улице озабоченностью, внутренним сосредоточием,
спокойным, даже равнодушным отношением к посторонним мужчинам. А тут осечка – печать
замужества на этой женщине бледноватая, словно с выветрившимися чернилами, и даже
хозяйственная лёгкая сумка не выдала её на улице. Но что уж теперь… Назад не
раззнакомишься…
Раздеться она не предлагает, словно он заметен ей лишь для наставлений. Сняв и повесив
куртку поверх чужого мужского пальто, Роман проходит за ней в комнату. Продолжая слушать и
поддакивать, он медленно приближается к ней, обнимает за талию и словно обжигается плотью.
Ошеломление от её тела многократно превосходит ожидание. Женщина мягка и податлива. Всё,
что она делает теперь, – это лишь замолкает. Но её молчание после длинных речей кажется
возбуждающим само по себе. С минуту, затаённо обвыкнув в тесных объятиях незнакомца и
словно напитавшись его желанием, она легонько, необидно отталкивает в грудь. Потом, отступив
