ирные карапузы тощего доходягу. Пацан извивался на земле, очки и зубы от кроссовок тарантин закрывал руками.
Я предложил малышам разойтись. Карапузы достали ножички. Инструменты для разделки кабаньих туш назвать перочинными ножичками я не смог, потому без зазрения совести разбил детишкам мордашки.
Всю минуту, что я общался с карапузами, очкарик оттирал от крови очки. На кой чёрт те стекляшки ему сдались? Лучше бы отполз от драки подальше.
Когда тарантины развалились кто где без сознания, я отфутболил трофеи – ножички и телефоны с записью бойни – подальше от толстяков, вызвал “скорую” и блюстителей.
Очкарик лежал на боку, дышал как побитая собака.
Я присел возле героя тарантиновых съёмок.
– Живой?
– Угу.
– Видать, ногами по морде ты раньше не получал.
– Откуда вы знаете?
– Ты не снял очки. Зря. Один удачный удар – и в твоих бестолковых глазах торчат осколки стёкол.
– Почему это в бестолковых?
– Не видят, куда ведут. Какого чёрта ты полез сюда, в самый глухой угол парка?
Очкарик упёрся локтем в землю, попытался встать, вскрикнул, схватился за грудь, упал на спину. Я ощупал птичью грудь очкарика. Вместо ребра нашёл мягкий провал.
В надежде подсластить пилюлю я улыбнулся.
– Не шевелись, боец. “Скорая” приедет – тогда и разомнёшься. Похоже, у тебя перелом ребра, причём паршивый. Будешь дёргаться – обломок пробьёт лёгкое.
– Я умру?
– Лежи смирно, и будешь жить сто лет.
– Больно в груди.
– Не обращай внимания.
– Говорить – не камни ворочать.
– Держи хвост пистолетом. Сирену слышишь? Наверное, по твою душу.
– Первый раз вижу, чтобы “скорая” приезжала так быстро.
– Это не “скорая”. Милиция.
– Как вовремя! Где они были раньше?
– Учились на предсказателей. Кто ж знал, что ты на ночь глядя попрёшься в парк, да ещё в самый глухой угол? Это при твоих-то мощных бицепсах!
– Вы тоже не Шварц, а в глухой уголок пошли.
– Я этих троих раскидал, а ты – нет.
– Да, дерётесь вы как в кино. Где же милиция?
– Значит, та сирена выла не для тебя. Подождём.
Я снял на мобильник место происшествия и разбитые морды жирной троицы, скопировал видеофайлы с трубок киноделов на свою.
Затрещали сучки. Я оглянулся. Из-за кустов на полянку вышли двое в форме – коротышка и долговязый – с дубинками наперевес. Я повернулся к очкарику, улыбнулся.
– Я ошибся. Сирена выла таки для нас.
За спиной кашлянул представитель Закона.
– А ну, мордой в грязь, орёл!
Я поднял руки.
– Спокойно, ребятки. Вас вызывал я. Какой мне понт вам звонить, если я в чём-то виноват?
– Разберёмся. Кто такой?
– В правом заднем кармане лежит удостоверение. Достану, если разрешите опустить руки.
– Стой смирно.
– Стою.
В следующий миг я получил дубинкой по икрам. Ноги взлетели выше головы. Я шмякнулся на спину с чавканьем, какое издаёт свиная туша в конце полёта с прилавка на кафельный пол мясного павильона.
Очкарик зашёлся в икоте.
Коротышка матернулся, затем перешёл на сленг.
– Нафиг ты его звезданул? Он же не рыпался.
– Так он точно не рыпнется. Глянь, что у него.
Долговязый улыбался, похлопывал дубинкой по ладони. Я лежал, от боли в икрах крошил зубы.
Коротышка шагнул ко мне. Я повернулся на бок, подставил карман, встретился взглядом с очкариком.
– Не бойся, малыш. Дяди тебя поднимать не станут. Они же не хотят, чтобы оскол…
Долговязый пнул ботинком мою икру. Я скрипнул зубами. Долговязый гоготнул, пнул икру ещё раз.
– Не вякать! Лежать смирно!
– Товарищ сержант, пацана трогать нельзя. У него сломано ребро. Если осколок врежется в лёгкое…
– Смотри, какой умный! Медбрат, что ли?
– Нет.
– Кто завалил этих троих бегемотов?
–
