Выхожу на полянку, а тут три бегемота в отрубе, и этот очкарик весь в крови. На ногах – один ты. Кого мне надо вырубить на всякий пожарный?
Я отмахнулся.
– Ладно, проехали. Пацана не переворачивайте. Не дай бог навредим…
– Пусть себе лежит.
Долговязый кивнул в сторону тарантин.
– А эти трое кто?
– Уроды. Лупили одного втроём.
Долговязый сдвинул берет на лоб, потёр затылок.
– Вашу мать! Так это ж сынок депутата! Вон тот, самый толстый! Точно! Вчера папочка по телеку выступал, нёс какую-то хрень про борьбу с криминалом. Фамилие у него какое-то зелёное.
Я размял икры, встал, присмотрелся к тому, в ком долговязый опознал депутатского сынка.
– Да. Он. Как две капли. Сынуля Маслины. Я, когда рубильник ему сворачивал, тоже что-то знакомое уловил.
Коротышка хохотнул.
– А когда нашему корешу нюх в кабаке чистил, мента в нём тоже не признал?
– Признал. Я вашего Крысько знаю давно.
– Никак его, падлу, не поймают. Из-за таких уродов народ думает, что все менты продажные.
Долговязый улыбнулся.
– Жаль, там не было меня! Я б ему, козлу, добавил.
Из-за кустов вышла группа в пиджаках и с папками, позади семенил фотограф. Через минуту началась протокольная тягомотина. Кто? Почему? Когда? Миллион вопросов, чтобы зафиксировать картину преступления.
Приехали медики, подтвердили, что ребро у очкарика сломано. Пацана погрузили на носилки, затем дали тарантинам нюхнуть нашатыря.
Едва у карапузов прорезались глазки, как поднялся гвалт. Тарантины угрожали папами-депутатами, звонили всему свету, вызывали подмогу, адвокатов, пап, мам. Приехали все. Часок поорали хором, поугрожали мне и очкарику.
Блюстители промурыжили меня два часа. Отпустили, когда стемнело так, что эфиопа не различишь с метра.
Защитники тарантин – из тех, что понаехали по просьбе пострадавших – сопроводили меня до подъезда. Три джипа ползли за мной со скоростью пьяной улитки. Свет фар растянул мою тень на квартал. Я провоцировал: шёл по проезжей части. Я затылком чувствовал, как водилам не терпелось дать полный газ. Придавить меня колёсами к асфальту пацанам так и не приказали.
Пока я думал о джипах за спиной, на задворках сознания вертелся вопрос: каких приключений на свою задницу искал задохлик-очкарик поздним вечером в заброшенном уголке парка? Ловил бы сачком бабочек, порхая между кустиками в лучиках полуденного солнышка, да заблудился – куда ни шло. Юннат-очкарик, густые сумерки и троица тарантин вязались вместе как лебедь, рак и щуки.
*
*
Боль рвала зашибленные икры на куски, если я делал шаг длиннее четверти метра. До дома я доковылял за десять минут при норме в пять.
Место контакта дубинки с икрами я рассмотрел уже в горячей ванне. На левой икре синячище растёкся шире ладони, правой ноге повезло больше.
Я наложил на синяки компресс из бодяги. Хорошо, что продажных ментов вроде Крысько долговязый блюститель не
