-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава первая
Вместо предисловия
Очень недавно пришлось мне посетить губернский город в южной полосе России, где много лет тому назад протекло мое детство.
Был тихий летний вечер. Покончив с делами, я спешил взглянуть на старые знакомые места. Долго пришлось отыскивать то место, где стоял прежде родной домик с мезонином1 и с палисадником из белых акаций; теперь – тут высился трехэтажный домина с зеркальными стеклами и сверкающими магазинами… Я пошел дальше. Вот главная улица, протянувшаяся через весь город. Она изменилась меньше других. Все казенные здания, украшавшие ее, остались в прежнем виде.
Почти в конце улицы и отдельно от других домов, стоял белый каменный дом, который я заприметил еще издали. Так же неприветливо глядели гладкие, без всяких архитектурных затей, стены; по-прежнему нижние стекла в окнах замазаны были зеленой краской; та же вывеска над фронтоном2 и, казалось, тот же самый швейцар на подъезде. Но нет, швейцар был не прежний, а другой – гораздо моложе и с папироской во рту.
Я подошел к нему и тем вывел его из глубокой задумчивости.
– Нельзя ли осмотреть училище?
– Осмотреть, – повторил он, – отчего не осмотреть; только никого не найдете, сударь: вакации3 у нас.
Он старался быть любезным, но не мог удержаться от зевоты: непривычная тишина, царившая вокруг, действовала на бедняка усыпительно.
– Изволите видеть – никого! – продолжал швейцар, шествуя передо мною и отворяя одну дверь за другой.
Между тем картины былого надвигались со всех сторон… Вот наши классы, наши дортуары4; ничего тут не изменилось, и со стен смотрели на меня те же географические карты, почерневшие от времени портреты… Но какая пустота, какая тишина там, где все было когда-то полно жизни!..
– Пожалуйте сад посмотреть, – предложил швейцар.
И совершенно кстати: в саду было не так тихо, как здесь. Дорожки, полузасохшие травой, показались мне уже не так длинны, но по-прежнему были густы старинные липы, и прежний напев слышался мне в их таинственном шепоте.
Я прошел знакомой тропинкой в конец сада, в самую глушь, где, глубоко вросши в землю, стоял наш школьный дедушка. Это был камень, напоминавший своим очертанием фигуру сидящего человека. Много поколений пережил дедушка; об этом красноречиво свидетельствовали надписи, покрывавшие его сверху донизу. Каждый из нас, школьников, считал долгом вырезать свою фамилию или прозвище, а затем год.
Расчистив в одном месте мох, крепко приставший к камню, я нашел то, чего искал, а именно четыре буквы: «Ж – У – К – Ъ»5.
Молодое поколение школьников, как видно, не подозревало существования этих букв; но если бы кто и открыл их случайно, они ничего не объяснили бы ему. Между тем мое сердце забилось сильнее, когда я прочел слово: Жук. Тут скрывалась целая, хотя и краткая, повесть.
– Милый Жук! – произнес я вслух, и туманная завеса, скрывавшая много подробностей из давно прожитых дней, заколыхалась… Еще миг – и она поднялась…
Глава вторая
из которой читатель знакомится с дядюшкою Андреем Иванычем.
Дядюшка Андрей Иваныч, брат моей матери, любил держать речь… Говорил он хорошо и, главное, убедительно, отделяя одну мысль от другой облаками дыма из черешневой трубки с янтарным мундштуком… Пуф!
– Чтобы стать отважным пловцом, надо того… броситься сразу в пучину! Пуф!!. Если не хватает духу, то нужно, – понимаешь ли, сестра? – нужно, чтобы кто другой толкнул… Побарахтаешься, хлебнешь водицы и – того… всплывешь наверх. Пуф! пуф!.. Жизнь! Что такое жизнь, как не искусство держаться на воде, потому и говорится: житейское море… Верь, сестра, мальчуган не будет мужчиной, если того… не испытает борьбы, не окунется в это море. Вот так – бултых!!.
Дядюшка был старый отставной моряк. Он недавно перебрался в наш город и поселился у нас на правах ближайшего холостого родственника.
Я догадывался, что разговор шел обо мне, десятилетнем мальчике.
Не смотря на то, что дело было после вечернего чая и глаза мои уже смыкались под влиянием сладких грез, я сознавал, что пучине и житейскому морю предназначалось играть роль именно в моей жизни. Допуская их в переносном смысле, с ними можно было помириться, но меня смущало одно энергическое восклицание «бултых!» – тем более, что дядюшка сопровождал его особенным телодвижением. Отложив в сторону трубку и газету, он наклонял свою серебристую, гладко
Надстройка в верхней центральной части дома, полуэтаж, как бы отдельный «домик» на крыше.
Завершение фасада здания, ограниченное двумя скатами крыши по бокам и карнизом у основания.
Вакантное, то есть свободное от учения или службы время.
Общая спальня для учащихся в закрытых учебных заведениях.
Слово написано в дореволюционной орфографии.
