style="font-size:15px;"> Мама отвела глаза от работы и взглянула на нас вопросительно…
– Приготовил Сеньку, – продолжал дядюшка, – приготовил, и денька через два… того… на экзамен марш!
– Очень вам благодарна, братец, но зачем так торопиться? Пусть отдохнет…
Говоря это, бедная мама хорошо знала, что легче было перевернуть мир, чем изменить решение дядюшки.
– Сеня, ты рад? – обратилась она ко мне, целуя в лоб.
Я не видел её лица: перед глазами расстилался туман, но влияние дядюшки уже придало мне необходимое мужество.
– Да, мама, кажется, рад!
– Хе, хе, хе! – повторил дядюшка.
В самое утро экзамена Андрей Иваныч старался поразить всех нас своим хладнокровием, но это ему как-то не удавалось.
Облекшись, для парада, во флотский мундир, он долго искал свои очки; когда ему их подали, оказалось, что нужны не очки, а кисет; последнюю вещь найти было очень трудно, потому что, как потом оказалось, дядюшка, бегая по комнатам, крепко держал кисет в левой руке.
– Бери пример с меня, Сеня, – говорил он мимоходом, – видишь, я совсем того… не волнуюсь…
Туман, о котором я упомянул, окружал меня и во время экзамена, но подчас, когда, отвернувшись от черной доски, я устремлял взор в глубину комнаты, то мог различить дядюшку. Уподобившись прежнему оптическому телеграфу10, он проделывал руками и головою самые разнообразные сигналы… Для меня важны были не эти сигналы, а его личное присутствие.
По окончании экзамена, дядюшка подошел к доске и принял деятельное участие в глубоких поклонах, которые я отвешивал направо и налево.
Высокий черный господин в синих очках взял меня за подбородок и сказал:
– Ваш племянник – молодец. Приводите его, мы определим его во второй класс.
Мы вернулись домой чуть не бегом… Весь город, казалось мне, принял веселый праздничный вид по случаю нашего успеха.
Но такое настроение продолжалось недолго…
Через несколько дней, когда мы, опять вдвоем, направлялись к школе, тот же город носил на себе отпечаток уныния: извозчичьи лошадки стояли, понурив головы; мальчишки, обыкновенно игравшие в «бабки»11, все куда-то попрятались, и даже торговки на городской площади безмолвствовали.
Часы протяжно били девять, когда я прощался с дядюшкой на верхней площадке училищной лестницы. Неясный гул сотни голосов мешал мне слушать его последние наставления.
– Как вы сказали? Как? – спрашивал я его, крепко ухватив его за руку и с трудом скрывая слезы.
– Если обидит кто-нибудь – не жалуйся, а сам расправляйся, Сеня, – повторил дядюшка. – Главное – не будь бабой, понимаешь ли: бабой! – Хуже бабы, по мнению дядюшки, ничего не было на свете. – Ну, с Богом!
Он еще раз торопливо поцеловал меня, перекрестил
Устройство для передачи информации на дальние расстояния при помощи световых сигналов.
Старинная народная игра, заключавшаяся в ловкости бросания специальных косточек.
