style="font-size:15px;"> – Ты эти мысли брось! Девятнадцать лет! Всё ещё у тебя будет, и любовь, и семья, и детишки. Когда-то же эта война проклятая закончится.
– Нет…, ничего уже не будет…
– Это у Сержа уже ничего не будет. И у тысяч других, убитых. А ты живая! Значит всё еще впереди. Живи за себя и за него.
Николай погладил пушистую, низко склоненную голову сестры:
– Остригла косу…, изменилась, повзрослела… Береги себя, сестрёнка. За родителями присматривай, постарели они за этот год. И за Петькой смотри в оба! Как бы не удрал на фронт. Они в этом возрасте все «герои».
День отъезда Николая стал одним из самых тягостных в жизни семьи. Да ещё Петя усугубил ситуацию, заявив, что тоже собирается отправиться на войну вместе с братом, а если Николай его с собой не возьмёт, то он сбежит из дома и доберётся до фронта сам. Матушка схватилась за сердце, Агаша побежала за сердечными каплями. Пришлось старшему брату объяснить как можно строже:
– Твоё дело – закончить лицей, да получить хорошую специальность, только тогда от тебя будет толк. А недоучкой ты сгодишься разве что в солдаты, и то до первого боя. Убьют, вот и весь прок. И вообще, пока меня нет, ты остаёшься главным защитником в семье, отвечаешь за родителей и сестру. Что будет с ними, если ты их бросишь и сбежишь?!
Этот инцидент несколько отвлёк домочадцев, пока все ахали вокруг Пети, Николай покинул дом.
После отъезда брата, Соня ходила сама не своя. Спасала служба, в редакционной суете она забывалась, отвлекалась от своей беды. Работа оказалась важной ещё в одном аспекте: её заработок становился всё более заметным подспорьем для семьи. Ручеёк доходов от имения становился всё более тонким. Прежнего, надёжного управляющего забрали в армию, в интендантскую службу, а новый жаловался на катастрофическую нехватку рабочих рук, на повсеместное недовольство и неподчинение не только крестьян, но даже баб. Арендную плату собрать не удавалось. Крестьяне деревни Якушино самовольно распахали Алёшкинский луг, в берёзовой роще обнаружены вырубки, а кто это сделал, дознаться не удалось. Решено было, что семья, кроме Софьи с Агашей, переберётся на лето в свое псковское гнездо, в надежде, что с хозяйским приглядом дела поправятся, да и жизнь в имении куда дешевле столичной.
Однако уже к августу Осинцевы вернулись в Петроград. В соседнем уезде крестьяне запалили помещичью усадьбу, оставаться в имении стало небезопасным. Павел Николаевич недоумевал: он славился своими либеральными взглядами и всегда ладил с окрестными крестьянами, и церковно-приходскую школу в селе открыл, и амбулаторию организовал, крестьяне относились к нему с уважением, но и он почувствовал, как накаляется недовольство среди народа. Местный урядник сетовал, что появились в деревнях какие-то личности, раздают газетки, брошюрки, смуту в умах сеют.
Жизнь становилась
