расстаться с четырьмя долларами, чтобы заплатить за ее комнату. Мы вернулись ко мне.
Комната, из которой она убежала, до сих пор оставалась свободной. Пока она распаковывалась, я составил договор из подобающих, как мне казалось, для него казенных фраз и оборотов – бессмысленных, но производивших впечатление и утверждающих меня в качестве импресарио с 10-процентным гонораром!
С этим договором я вошел в ее комнату.
– Подпиши здесь, – я ткнул пальцем.
– Я ничего подписывать не буду, – сказала она упрямо.
– Подписывай или пошли в участок.
На мгновение в ее глазах блеснула ненависть, но она все же подписала.
– О'кэй, – сказал я, убирая бумагу в карман. – Сегодня вечером мы идем в «Голубую розу», и ты будешь петь. Ты будешь петь, как никогда, и мы заключим контракт на 75 долларов в неделю. Я получу 10 процентов от этой суммы и свои 30 долларов, которые ты должна мне. Сначала поработаешь на меня, детка, а потом и на себя.
– Я ничего не заработаю, вот увидишь.
– В чем дело? – Я уставился на нее. – С таким голосом ты завоюешь мир.
Она зажгла сигарету и глубоко затянулась. Внезапно став вялой и апатичной, тяжело плюхнулась в кресло.
– О'кэй, как скажешь.
– Что ты собираешься одеть?
Сделав усилие, она поднялась, подошла к шкафу и открыла его. У нее было только одно платье, так что выбирать не приходилось. Но я знал, что в «Голубой розе» вечно царит полумрак, так что дело не в одежде.
– У тебя нет чего-нибудь пожевать? – спросила она, вновь плюхаясь в кресло. – Я не ела весь день.
– Одно у тебя на уме – еда. Наешься, когда получишь работу, не раньше. Что ты сделала с деньгами, которые украла у меня?
– Я жила на них. – Ее лицо вновь приняло упрямое выражение. – Как бы иначе я протянула этот месяц?
– Ты что, нигде не работала?
– Работала, когда могла.
Я попытался расспросить ее о том, как она жила до того, как мы впервые встретились.
– Как ты нарвалась на этого наркоту Вильбера?
– Он имел деньги и не был таким жмотом, как ты.
Я сел на кровать:
– Где он брал их?
– Не знаю, я его не спрашивала. У него был даже «паккард», и мы частенько удирали на нем от легавых.
– А когда он попал в неприятности, ты удрала от него?
Она засунула руку за вырез кофточки и расстегнула лифчик.
– Ну и что? Легавые гнались за ним. Мое-то какое дело? Поэтому я слиняла17.
– Это случилось в Нью-Йорке?
– Да.
– Как ты оказалась здесь? Ее глаза сузились.
– У меня были деньги. Что еще?
– Клянусь: ты сперла их у него, как потом у меня!
– Все равно, – равнодушно ответила она, – думай как хочешь.
– Что
Слинять – сбежать, скрыться.
