Сцены чередуются, актриса показывает, что ей подвластны любые позы, ни одно отверстие в её теле не остаётся без внимания. А в конце она радуется брызгам и потокам и оседает на влажном ложе, утомлённая и наигранно счастливая.
– Раритет, – сказал Бабуин и остановил фильм на середине. Тарзан к этому времени уже несколько раз любил Джейн. Романтика закончилась, как и сценарий и оставшееся время можно было наблюдать лишь обезумевших от похоти дам, по очереди посещавших дикого мужика, а порой приходящих группами.
– Не интересно уже, – сказал я.
– Конечно, не интересно, – согласился Бабуин, вытаскивая диск. – Нам уже не десять лет.
Он закурил, я вырвал у него сигарету, сделал пару затяжек и вернул. Целой сигареты мне было много.
– Сегодня у меня тусу устроим, – проговорил Бабуин, и дым обволок его небритое лицо.
Не знаю смог бы я влюбиться в него, если, не дай бог, родился бы девочкой. Наверное, вообще не смог бы ни в кого влюбиться, умер бы девственницей.
– Я Пеньку звонил, Алиске. Мирон и так припрётся, ему Пень наверное уже сказал.
– И по какому поводу? У тебя, что бабло появилось?
– Да нет, – махнул он. – Есть пара копеек на карте.
– Я к родителям хотел сегодня сгонять, – вздохнул я. – А завтра с утра мне на собеседование?
– Куда?
– На собеседование!
Зомби тёрся о ногу, стучал когтями о пол, по прежнему попеременно смотрел то на меня, то на Бабуина, который в недоумении спросил, куда я собрался устраиваться.
– Я отправлял резюме по разным канторам и вот одни меня пригласили. Строительная компания.
– Так ты ж у препода своего работал?
– Там работы нет уже почти. Берёмся за всякую ерунду! Мне постоянная работа нужна. Мать достаёт.
– Короче ты вали к родителям, – разрешил Бабуин. – А вечером у меня. Завтра пока туда сюда, раскачаемся, как раз в пятницу утром поедем.
– А собеседование, забыл?
– Точно, собеседование! Ну, съездишь.
Всё у него так просто.
Глава вторая
Всегда удивляюсь тем людям, которые говорят, что любят осень. Как её можно любить? Слякотный переход лета к зиме. Я осенью нахожусь в некой спячке в полудрёме, просто жду, чтобы она прошла. Вся жизнедеятельность организма снижена до минимума. Осень – время депрессий, хандры и сплина, и потому, говорят, что её любят художники и поэты, – депрессия лучшая пора для творчества, но только не для меня. Осенью я не способен выдавить из себя и строчки, разве что однажды, мне удалось сочинить кое-что.
Полночь утопит в мазуте
стебли слепых фонарей.
Замки и щеколды открутит
с закрытых входных дверей,
откроет,
