моего убожества. Тушь давно размазалась по моим щекам черными кляксами, волосы запутались и висели на лице, как водоросли. Я постоянно сплевывала соленые слюни, и иногда они повисали на подбородке. Сопли вместе с водой вытекали, когда им пожелается, и я, готовясь к толчку пены, торопливо размазывала их под носом. А Гуштаву смотрел на меня точно так же, как смотрел до всего этого безобразия. Кожа его лица сделалась темнее не то от холода, не то отражая цвет воды. Я видела, как капельки воды соскальзывали с его волос и бежали по щекам. Наблюдала, как по горизонту шарит его встревоженный взгляд, а тонкие пальцы держат мою доску. Передний верхний зуб у него слегка выступал вперед, а вокруг рта и на шее проступала рыжеватая щетина. Я долго не хотела признаваться себе, но я им любовалась. Не знаю, какие химические процессы вызывали во мне серфинг и стресс от нахождения в необычной среде, от больших нагрузок и кипящего адреналина, но простые вещи показались мне лучшим, что я могла себе представить. И Гуштаву, способствовавший этим переменам, становился их символом.
Один раз он повел меня на берег. Я терялась в догадках: будет ли он меня отчитывать, попросит сидеть на песке до конца урока, чтобы я никого не покалечила, или заставит отжиматься, пока я не искуплю свою вину? Но он уложил меня на доску и попросил показать, как я встаю. Он удивился, что я все делаю правильно, но у меня все равно не получается в воде. Доска плясала подо мной, как бык, когда я оказывалась с ней в океане, это здорово отвлекало от техники, и я делала как получается, а не как следовало бы.
Потом мы еще долго плескались в воде. Я перестала думать о том, что мое лицо обезображено зверскими гримасами, что под ногами десяток метров океана и множество морских тварей, что я опять выпила несколько литров воды. Все это потеряло значение по сравнению с непреодолимым желанием испытать себя снова.
Пляж был пуст, и тренировалась только наша школа. Массивные утесы оттесняли желтую полоску пляжа к океану. Ветер поднимал брызги разбивавшихся у берега волн и бросал на наши лица. Я закрывала глаза, и холодные веки слипались. Доска покачивалась, как колыбель. Я погружала руки в воду, шевелила пальцами и набирала воду в ладошки. Не было вокруг ни шума машин, ни болтающих телевизоров. Мне не нужны были телефон и компьютер, чтобы не чувствовать себя одиноко. Мне было все равно, что было до этого дня, я почувствовала, как с меня свалился груз многих мыслей и забот, которые нависали надо мной долгие годы. Здесь, в океане, я почувствовала себя свободной от всего. Не осталось ни капли злости внутри, ни песчинки прошлых обид, и люди, которые меня не оценили в реальной жизни, растаяли в памяти, освободив место новому.
В необъяснимом опьянении я с остальными вернулась в школу. Гуштаву пообещал, что с завтрашнего дня волны начнут расти. Я, вместо того чтобы испугаться, испытала предвкушение. Механически постирав свои костюмы, все разошлись
