тебя и доску туда-сюда, постоянно нужно концентрироваться на происходящем, не отвлекаться на птиц и других людей и отчаянно сопротивляться накатывающим волнам. Это жутко изматывало.
Гуштаву снова помогал ученикам, толкая их доски. Он кричал в нужный момент: «Ап! Ап!» – и ученики вскакивали и падали, как подкошенные. С его помощью мне удалось встать и проехаться несколько секунд, после чего я бездарно упала в воду плашмя, но Гуштаву все равно одобрительно кивнул.
Все мы были возрастом от двадцати до сорока пяти, но в океане вдруг стали детьми, которых учил жизни взрослый – наш инструктор Гуштаву, без которого у меня ничего не получалось. Он был настолько сосредоточен, что его рот приоткрывался, когда он ждал волну. А в тот момент, когда он толкал доску ученика, он, наоборот, плотно сжимал губы, и я видела, что он прикладывает огромные усилия. И вот что я вдруг почувствовала: сильное желание сделать все правильно хотя бы ради него, чтобы его старания имели результат, но у меня опять ничего не получалось. С десятой попытки я смогла вовремя залезть на доску, пена несла меня к берегу, но я не могла решиться встать, крепко держась за края доски. В конце концов меня переворачивало сотню раз и тащило уже под водой. Океан вытворял со мной все что хотел. Сама не замечала, как начинала ругаться после очередного падения. Я проклинала себя, меня раздражало, что какая-то вода пытается меня унизить. Когда меня кубарем выносило на берег, нервы натягивались до предела. Хотелось бить доску и пинать океан, но я успокаивала себя и снова шла на глубину. Но ни злость, ни спокойствие не помогали мне достичь успеха.
Я старалась крутиться около инструктора, чтобы тот почаще помогал мне. И он старался изо всех сил, но я была безнадежна. Руки одеревенели, связки бедра получили растяжение, ребра болели. Не знаю, был ли кто-то таким же неудачником, как я. Не было времени ни секунды взглянуть на кого-то другого. Гуштаву повторял одно и то же, я внимательно слушала, запоминала, обещала исправиться, но моя судьба на доске решалась за доли секунды, и я не успевала что-либо предпринять. Волны не собирались под меня подстраиваться и жевали меня, как могли. Гуштаву видел, что я больше похожа на мусор, плавающий на поверхности, чем на человека, готового бороться. Урок закончился. Инструктор взял мою доску и вынес ее на берег. Я очень не любила, когда за меня что-то делали, потому что это значило, что меня признали слабой. И глупость так думать затмила удовольствие от его внимания.
Гуштаву показал пальцем на мою ногу. Я опустила взгляд и увидела, что чем-то порезалась, идет кровь. Я побоялась, что он запретит мне заниматься дальше, поэтому сказала, что ничего не чувствую, и зарыла стопы в песок, чтобы смешать его с кровью.
Пока мы шли к трейлеру, нам удалось немного поговорить. Я едва успевала за ним по вязкому песку, но диалог меня держал, как на поводке. Я спросила Гуштаву, хотел бы он побывать в России, а он ответил
