ко мне с солидной папкой, заполненной листками формата А4.
Поэт Микола Коровай складывал вирши, поэмы и четверостишья, навязчиво читая свои «произведения» всем, кто попадал в его поле зрения. Коровай мог часами ходить за мной, умоляя послушать новый стих. Чтобы вам был понятен уровень «поэзии», приведу пример: однажды Коровай прочел «шедевр», врезавшийся мне в память:
«Все солдаты под действием воды
Превратились в воны, боны,
Пляшки и купоны!»
По иронии судьбы, лет через восемь, в разгар перестройки, в купоны превратились наши деньги… Творил Коровай в основном ночью, днем донимал персонал и пациентов.
Особо невезучим «посчастливилось» выслушать довольно длинную поэму «Лед» – произведение о гуцульском парне, ударнике труда и комсомольце. Однажды гуцул-комсомолец прогуливался вдоль замерзшего озера, покрытого льдом, и услышал крик о помощи. Ребенок провалился под лед! Комсомолец, не раздумывая, бросился в ледяную прорубь. Ребенка он спас, но сам герой умер от простуды!
– Было бы логичнее, если бы парень скончался от пневмонии! – осмелился предположить я. – От простуды, как правило, не умирают!
– Что такое пневмония? – спросил Коровай, насупившись.
– Воспаление легких!
– Нет! – категорически возразил Коровай. – Он умер от простуды, вода же в проруби очень холодная!
Более я не возражал…
Однажды у «поэта» похитили рукопись – ученическую тетрадь в косую линейку. Подозреваю, это сделал кто-то из пациентов, уставших от творчества поэта. Вскоре Микола прочел с интонацией Маяковского:
«Поэмы ворует говнюк, негодяй!
Напишет другую поэт Коровай!»
На смерть Джона Леннона Коровай написал «хокку»:
«Длинноволосого Битла
Убила жирная смерть!
Японка-жена живет… вот!!!»
Признаюсь: один из шедевров Коровая я цитирую по сей день:
«Надрывая мощный голос,
Генерал дает приказ!
У меня в тарелке волос!
Значит, повар – ПИДАРАС!»
Единственным искренне преданным поклонником поэта считался шизофреник-онанист Сергей Коваль. Любые эмоции, как положительные, так и отрицательные, вызывали у Сергея эрекцию, после чего он начинал активно мастурбировать, независимо от места и времени. Сергей мог часами мастурбировать у окна, любуясь покрытыми инеем ветками, одиноким каштаном, или просто дрочить под одеялом, разглядывая больничный светильник на потолке. Когда Коровай читал стихи, Сергей незамедлительно начинал мастурбировать в блаженном порыве преданного поклонника.
В третьем отделении обустроили довольно уютный холл с цветным телевизором «Электрон». В то время это считалось невероятно продвинутым.
Пациентам разрешалось несколько часов в день смотреть телевизор. Как-то в холле собрался аншлаг: выступал
