Она появилась в смешных цветастых штанах, необъятных размеров кофте и розовых тапках-зайцах. Явно только проснулась. Ее голос становился особенно нежным, когда она, спросонья, молила оставить ее в кровати навечно. В те минуты Иштван мог простить ей нарушения любой греховной заповеди. Так и сейчас, лохматая и зевающая, она продолжала быть лучшей женщиной на земле.
– Что случилось? Ты мне писала. Я приехал.
– Ничего. Хотела поговорить с тобой.
– Говори.
– А сейчас не хочу. Покурим?
Она достала тонкую сигарету, сначала встряхнув пачку рукой, чтобы убедиться в их наличии. Прикурив, она молча выдохнула дым в беленый потолок подъезда, явно наслаждаясь ситуацией. Он все еще меня любит. До сих пор. Иначе бы не приехал. Иштван закурил в ответ. Злоба закипала. Только она и никто другой может довести до бешенства своей отвратительной детской непосредственностью. Идиотская женская переменчивость.
– Стоп, ты хочешь сказать, что просто хотела поговорить? А теперь не хочешь, да? И ничего ровным счетом не произошло? Я через весь город мчался в этот богом забытый район, нарушая абсолютно все существующие дорожные правила. С бодуна, с опухшей рожей, чтобы с тобой покурить?
– Да нормально ты выглядишь, не выдумывай. Отшутилась девушка мечты, ковыряя большим пальцем левой руки остатки маникюра, который давно следует обновить. Правой она подносила сигарету ко рту, делая очередную затяжку. Надменное равнодушие.
– Знаешь, о чем я думал? Нет? Я думал, что тебя насилуют. Да-да, насилуют, убивают, грабят. Что ты сломала ногу, сожрала таблеток или твой мохнатый п***рас опять суицидил, прыгнув с балкона. Поверь, с такой хозяйкой он точно завершит начатое.
– Ну не обломался же приехать? Девушка огрызнулась, добавив укорительного тона.
– Раньше и на автобусе катался и ничего, живой.
– Раньше я тебя любил.
– А сейчас?
– А сейчас, дорогая, иди ты на х**.
Иштван бросил окурок в дверной наличник. Он целился в девушку, но в последнее мгновение передумал, чуть сместив амплитуду броска. Красные вспышки угольков заискрились и так же стремительно потухли, опускаясь на бетон. Наглядный символизм их отношений. От любви до ненависти – одна выкуренная сигарета. Ведущий чувствовал себя использованным, униженным в стремлении во, чтобы то не стало, помочь. Обманутым в своих ожиданиях. Мерзкое состояние. Осознание своей слабости необходимо проживать в одиночестве, без лишних на то свидетелей. А не выставлять напоказ, тем более человеку, знающему о своей власти по отношению к нему.
Он молча сидел в салоне автомобиля, наблюдая за снежинками, падающими на лобовое стекло. Хрусталики воды соприкасались с теплой поверхностью и тут же умирали, под взмахи щеток стеклоочистителя. Другие же, освещенные фарами, ложились ровным слоем на промозглую землю, оставаясь живыми.
