очень любезно с вашей стороны, что вы пришли, – проговорила баронесса слабым голосом и указала гостье на одно из стоящих подле нее кресел, предлагая сесть. – Я просила мою кузину побеседовать с вами у меня, потому что я, к сожалению, слишком слаба, чтобы проводить вас к ней.
Прием Елизавете оказали очень любезный, хотя в тоне и движениях нельзя было не заметить милостивого снисхождения. Девушка устроилась в кресле и только собралась ответить на вопрос баронессы о том, как ей нравится Тюринген, как дверь с шумом распахнулась и в нее ворвалась маленькая девочка лет восьми с развевающимися волосами. Девочка прижимала к себе хорошенькую собачку, которая визжала и вырывалась.
– Али так непослушен, мама, он совсем не хочет сидеть у меня на руках! – запыхавшись, воскликнула малютка, бросая собачонку на ковер.
– Ты, вероятно, опять дразнила собачку, – ответила мамаша. – Ты мне мешаешь, Бэлла, и очень шумишь, а у меня болит голова… Иди в свою комнату!
– Ах, там так скучно! Мисс Мертенс запретила мне играть с Али и велела повторять басни, которые я терпеть не могу.
– Тогда оставайся здесь, только сиди смирно.
Девочка прошла мимо Елизаветы, однако вплотную к ней, оглядев при этом сверху донизу наряд девушки, потом влезла на резную скамейку для ног, чтобы добраться до вазы со свежими цветами. Прелестный букет в одну минуту превратился в бесформенную массу в маленьких ручках: они усердно выдергивали цветы и втыкали их в тонкую вышивку занавесок. При этом со стеблей стекали большие капли бурой жидкости, в которой стояли цветы, и падали прямо на платье Елизаветы, так что ей пришлось отодвинуться, поскольку мамаша, очевидно, не собиралась приструнить дочь. Девушка только успела, отвечая на вопрос баронессы, сказать, что в Тюрингене она чувствует себя прекрасно, как больная быстро поднялась и приветливо закивала в направлении скрытой в обоях двери, бесшумно открывшейся в этот момент.
На ее пороге появились двое молодых людей, которых Елизавета уже видела в свою подзорную трубу. Какой контраст представляли они, стоя рядом! Гольфельд должен был сильно склонить набок свой стройный стан, чтобы поддерживать маленькую ручку, лежавшую на его руке. Детская фигурка девушки, напомнившей Елизавете Сильфиду и покоившейся на кушетке тогда, когда была впервые увидена, была сильно изломана. Хорошенькая головка совсем пропадала в высоко поднятых плечах, а костыль, на который она опиралась правой рукой, указывал на то, что ноги ей плохо повинуются.
– Прости, дорогая Елена, – проговорила баронесса, обращаясь к вошедшей, – что побеспокоила тебя, но видишь, я снова обратилась в бедного беспомощного Лазаря, к которому ты всегда так ангельски добра. Фройляйн Фербер, – представила она девушку, которая, краснея, поднялась, – была так любезна, что в ответ на мою вчерашнюю записку пришла сама.
– За что
