– это смятая, словно кусок бумаги, красная машина, а еще белый надгробный камень. Сладких снов, милый Финн.
И те стрекозы, и тот солнечный свет тогда. Кладбище и слезы.
Ему не устоять против Бога нашего, которому мы смиренно молимся. Помоги нам в этом, о князь сил небесных, наделенный Божьей силой. Свергни же в преисподнюю Сатану.
– Как такое вообще возможно? – спрашиваю я дрожащим голосом, боясь поверить тому, что я вижу, боясь, что хоть капля надежды поселится в моем сердце.
Финн смотрит в сторону, а его руки все еще сжимают мои.
И все злые силы, что рыскают по миру в поисках сломленных душ. Аминь.
– Потому что просто так есть, – твердо произносит он, – я не могу рассказать тебе всего. Ты должна прийти к этому сама. Но я уверен, тебе это удастся, Калла. У тебя все получится.
О Боже, только не опять. Снова это «я не могу рассказать тебе это, потому что правда уничтожит тебя».
В моей груди образуется вакуумная пустота.
Мое дыхание ускоряется.
Я не могу сделать это снова.
Только не это.
Это уже слишком.
Финн видит выражение моего лица и ловит меня, когда я уже готова упасть ему на грудь, обмякшая и обессиленная. Ему всегда удается поймать меня в самый нужный момент.
– Твое сознание – потрясающая штука, – уверяет меня он, – это не проклятие, а дар.
Он так хорошо знает меня! Он понял, о чем я думаю.
– Ты настоящий? – спрашиваю я шепотом, прикрыв глаза.
В ответ он лишь улыбается.
Это последнее, что я вижу.
Затем все погружается в безмятежную, благодатную тьму.
Слава тебе, святой Михаил!
Когда я просыпаюсь, вокруг все еще темно. Длинные тени ниспадают на пол, но очень быстро я осознаю, что я больше не в комнате Финна. Я уже в другой постели, на мне моя пижама, а чистые простыни обвились вокруг моей руки.
Я бросаю взгляд на потолок, осматриваю стены, длинные силуэты теней и только потом замечаю фигуру, сидящую около моей кровати, до сих пор спрятанную от меня под покровом тьмы.
– Финн? – спрашиваю я тихо, надеясь, что это снова окажется мой брат.
Но отвечает мне голос, который я совсем не ожидаю услышать.
– Как ты, цветок каллы?
Дэр.
Конечно же. Это не может быть Финн, потому что он мертв.
Я сглатываю, а Дэр тем временем наклоняется вперед, его подбородок освещает лунный свет, а глаза сияют потусторонним блеском.
– Ты настоящий?
Мои слова вырываются из моего рта шепотом.
Он улыбается мне своей фирменной улыбкой, которая как бы говорит: «Попробуй, дерзни».
– Но ведь я здесь, рядом с тобой. Разве ты не видишь? – тихо отвечает он.
– Теперь это больше ничего не значит, – бормочу я слабым голосом, – я больше так не могу, Дэр. Я ничего не понимаю.
– Я потерял тебя. – Дэр
