личико Джесси Паттерсон.
– О, как вы упрашиваете! – со смехом проговорила она. – Вот уж не ожидала такой любезности от вас, профессор Мерсер. Если я и не съем икры, то всё же очень признательна вам.
– Вы, право слово, глупо делаете, что не едите, – сказал профессор с такой серьёзностью, что улыбка замерла на лице Джесси и в глазах её показалось столь же серьёзное выражение, как и у профессора. – Говорю вам, что глупо не поесть сегодня икры.
– Но почему же… почему именно сегодня? – с недоумением спросила она.
– Потому что икра лежит у вас на тарелке, и потому что грешно переводить такое добро.
– Ах, право! – вмешалась дородная миссис Паттерсон, наклоняясь через стол. – Оставьте её, профессор. Я вижу, икра ей не нравится. Но она не пропадёт даром. – И лезвием ножа мать девушки соскребла икру с её тарелки и положила к себе. – Вот видите, не пропала. Так что не переживайте, профессор.
Но профессор переживал. На лице его появилось выражение, как у человека, встретившегося с неожиданным и страшным препятствием. Казалось, он о чём-то глубоко задумался.
А кругом шёл весёлый разговор. Все говорили о планах на будущее.
– Нет-нет, я не стану отдыхать, – заявил отец Пьер. – Для нас, священников, вовсе не должно быть отдыха. Теперь, когда школа и миссия уже устроены, я передам их отцу Амьелю, а сам отправлюсь на запад основывать новые.
– Так вы уедете? – спросил мистер Паттерсон. – Неужели вы в самом деле собираетесь уехать из И-Чау?
Отец Пьер с шутливым упрёком покачал почтенной головою.
– Вам не следовало бы так откровенно показывать свою радость по поводу моего отъезда, мистер Паттерсон, – заметил он.
– Ну, ну, у нас с вами, конечно, расхождение во взглядах на некоторые вопросы, но против вас лично я ничего не имею, отец Пьер, – сказал пресвитерианец, – хотя всё-таки я не понимаю, как может умный, образованный человек в наше время учить бедных ослеплённых язычников тому…
Общий гул протеста положил конец теологическим спорам.
– А что вы намерены делать, мистер Паттерсон? – спросил кто-то из собеседников.
– Ну, я пробуду месяца три в Эдинбурге, чтобы присутствовать при годовом собрании нашего общества. Полагаю, Мэри, ты будешь рада походить по магазинам на Принсис-стрит. А ты, Джесси, повидаешься со своими сверстницами. А осенью, когда наши нервы успокоятся, мы можем вернуться.
– Да, да, нам всем необходимо успокоиться, – сказала сестра милосердия мисс Синклер. – Знаете, продолжительное напряжение нервов очень странно на меня подействовало. В настоящую минуту у меня в ушах такой шум!
– Смешно, право, но и я чувствую то же самое! – воскликнул Энслей. – Такой, понимаете, нелепый шум, словно в ушах у меня муха то взлетает, то садится. Ну, надо полагать, это происходит от избытка нервного напряжения, как вы говорите. Что касается меня,
