что Иван Сергеевич непременно появится у меня с визитом на днях.
Мне было не по себе, я так до сих пор и не осознал случившегося, очень трудно было представить, что Строганова нет больше среди живых.
Я медленно приближался к дому, раздумывая о произошедшем и механически трогая амулет, спрятанный на груди. Подарок в форме двойного ромба с мифической буквой алеф грел мне душу и успокаивал.
У меня перед глазами так и стояла сцена недавнего посвящения. И от грустных мыслей болело сердце.
Когда поручитель ввел Виталия Строганова в ложу, среди присутствовавших был так же и я. Молодой человек выглядел растерянным, его глаза скрывала повязка. Все собравшиеся были в белых кожаных фартуках, хранившихся в Ордене специально для ритуала. На мне тоже был фартук с отогнутым нагрудником. В дверях появился ритор, я узнал в нем своего хорошего знакомого Грушевского. Он долго и многозначительно говорил о таинстве, которое должно быть сохранено и передано потомкам и от которого зависит судьба всего человечества. Его указательный палец в кожаной белой перчатке был устремлен в грудь прозелиту. Я заметил, что у Виталия руки слегка подрагивали.
Потом ритор стал задавать ему церемониальные вопросы, знакомые мне, как и всякому масону.
– Клянешься ли ты сражаться со злом, воцарившимся в этом мире?
– Клянусь, – прошептал Виталий побелевшими, искусанными губами.
– Клянешься ли хранить священную тайну? – вновь вопрошал ритор.
– Клянусь, – вторил эхом взволнованный неофит.
Виталия подвели к столу, за которым сидели двенадцать человек, место председателя пустовало. Поручитель, лицо которого оставалось в тени, снял с его глаз повязку, Строганов зажмурился от яркого света. Алтарь освещали восемь огромных церковных свечей. К нему вели три ступени, означающие три последовательных рождения посвящяемого.
– Сегодня ты повергаешься к вратам храма, – провозгласил ритор.
Два брата встали из-за стола и под руки подвели Строганова к первой ступени. Ритор велел ему лечь. Виталий повиновался. Когда он встал, на него одели фартук Ученика с приподнятым нагрудником, изготовленный из кожи агнца.
Так кто же посмел посягнуть на жизнь новообращенного? Эта мысль не давала мне покоя весь путь до дома.
Я миновал аллею английского парка и подошел к парадному входу. Мира, кутаясь в кашмирскую шаль, уже поджидала меня на улице.
– Яков Андреевич, снова что-то произошло? – догадалась она, с тревогой заглянув мне в глаза. Сегодня она нарядилась по европейской моде, и вряд ли кто смог бы угадать в ней индианку. Свои тяжелые черные волосы она спрятала под изящной шляпкой с вуалью.
– Неужели, милая Мира, ты все еще не привыкла ко всяким неожиданностям, столько времени проживая со мной под одной крышей? – поинтересовался я, улыбаясь.
С тех пор, как я возвратился с Востока и привез ее с собой из далекой Индии, она добровольно взяла на себя обязанности экономки в моем
