лет его поведение в шахматных турнирах и в клубе было вполне доброжелательным, но, подобно многим тинэйджерам, он говорил иногда слишком громко, неуклюже двигался, проходя между рядами играющих, не всегда вел себя воспитанно и «не вылезал» из-за шахматной доски. Ничто в его поступках – в то время – не указывало на наличие серьезных проблем или продвинутого невроза.
Возможно, монография Файна дала толчок прессе; когда бы журналисты ни брались рассказывать о шахматистах, они обязательно находили в них отклонения. Бобби по этой причине часто становился жертвой извращенной интерпретации своей личности. Если у него брали интервью, то обязательно задавали покровительственно-оскорбительные вопросы («Как, у вас нет девушки?»… «А все шахматисты ненормальны?»), и он быстро понял, что сказанное им будет искажено так, чтобы он выглядел фриком. «Задавайте мне нормальные вопросы, – попросил он одного журналиста, – не надо выставлять меня ненормальным». Другому он высказал свое мнение о пишущей братии: «Эти ребята всегда пишут гадкие истории про меня. Они говорят, что я глупый, и что у меня нет таланта ни в чем, кроме шахмат. Это неправда».
В некоторых статьях утверждалось, что Бобби – ученый-идиот с ударением на втором слове. Журнал «Чесс Лайф», негодуя на такое отношение, стал на его защиту, выступив со статьей «Травля Фишера», где назвал подобную писанину «полной чепухой».
Разумеется, Фишера захватили шахматы, и он проводил многие часы за их изучением, но, вероятно, не меньше времени тратили музыкальные вундеркинды на свои упражнения, бесконечно сидя за роялем. И у него были и другие интересы, включая спорт. Он следил за хоккеем, много играл в теннис, ходил на лыжах, плавал и являлся членом «Пин-Понг» клуба в Манхеттене. Его интересовали достижения в научной сфере. И совсем не интересовали гипноз и доисторические животные, что утверждалось в статьях поп-культуры.
Пресса иногда негативным образом влияла на мнения тех, кто окружал Бобби. Некоторые члены манхеттенского клуба начали считать его meshuggener – уничижительный термин на идиш, означающий «тронутый». Но другие, и также на идиш, определяли его как gaon – искренний.
Но несмотря на все эти разговоры относительно Бобби, включая прозвища и обидные комментарии, он продолжал играть и всё глубже понимать шахматы. В течение одного года – от 1956 к 1957 – его официальный рейтинг вырос невероятно, ему было всего четырнадцать, а он уже официально стал мастером, самым молодым в истории США. По правилам Шахматной Федерации ему уже нелья было участвовать в любительских турнирах, против чего он и не возражал. Бобби всегда хотел играть с как можно более сильными шахматистами, полагая это лучшим способом повысить свое мастерство. И каждый раз, когда он обыгрывал противника с более высоким рейтингом, его собственный рейтинг возрастал.
В июле, через четыре месяца после матча с Эйве, Бобби отправился в Сан-Франциско, чтобы снова сыграть на юниорском чемпионате США, который он и выиграл второй
