его, Виктора, воля, он бы завел в Германии полицию нравов, в обязанности которой вменил бы рейды по улицам города с тонкими кожаными плетками. Полицейские присматривались бы к внешнему виду молодежи и охаживали коровушек по их жирным, неприкрытым штанами, бокам. Мода, вашу мать…
Лерка же модой совсем не интересуется. А ведь в Совке просыпалась в шесть и красилась по полной программе. Тушь у нее была какая-то особенная, с нейлоновым удлинителем ресниц, тени перламутровые, губная помада «с искрой». Бигуди по утрам кипятила в маленькой эмалированной кастрюльке, к соседке Катьке бегала на маникюр с педикюром, болтала по телефону с Валькой-портнихой о новых фасонах.
Лера была завучем школы, районным депутатом, вечно выступала на конференциях и совещаниях. Ее даже по областному телевидению показывали в передаче «Педагоги-новаторы» и с доски почета «Ими гордится район» не снимали. Вот и модничала. А тут…
Виктор взял в руки толстый альбомчик с фотографиями, лежавший на нагретом солнцем столике. По приезде в Германию он страстно увлекся фотографией и щелкал все подряд. С каждым годом снимков становилось все меньше и меньше. То ли он перестал удивляться окружению, то ли Лерка разлюбила позировать. Интерес к собственной внешности у нее таял постепенно. Если на снимках первого года иммиграции она всегда была подкрашена, с длинными ухоженными ногтями, в разных нарядах, с ювелирными украшениями, то спустя год – без маникюра, с коротко остриженными ногтями. Еще через год – уже без «портрета лица». А вот и совсем «приехали»: джинсы, кроссовки, мешковатые футболки, неизменный хвостик, скрученный рыжей мохнатой резинкой и в ушах – одни и те же скромные сережки-сердечки. И духами французскими она не пользуется, отдает предпочтение дешевым дезодорантам.
Как-то он спросил жену, почему та не прихорашивается. В ответ услышал: «А кто меня видит?». Кто ее видит… А он, значит, уже не в счет? То, что он видит, это начхать!
Конечно, жизнь в Германии не способствует повышенному вниманию к собственной внешности. На немок глядючи, и наши бабы постепенно сливаются с окружающей средой. А, с другой стороны, и в самом деле, куда она ходит? Работа – дом – работа. Да и работа еще та: уборка четырех бюргерских домов… М-да…
В дверном проеме мелькнул уже застегнутый на все замки чемодан Виктора.
– Ты костюм-то не выложила? – забеспокоился он.
– Не посмела, Ваше Высочество.
Лера уже давно не спорила с мужем. Спокойно реагировала на все его закидоны. С тех пор, как у Виктора начались проблемы с сердцем, и доктор Клебст предупредил о возможности «самых серьезных последствий», она избегала обострения отношений.
– Не посмела она, – подумал Виктор. – Не хочет нарываться. Со всем соглашается, будто я смертник какой. Вот настояла на поездке в санаторий: «Расслабишься, восстановишь силы, получишь заряд энергии и бодрости». Небось, отдохнуть от меня
