радость есть, но они сразу спешат от неё отступить и откреститься».
Кстати, я тогда не сказал Ирине, что у меня тут, на кладбище, хранится целая пачка писем некоего Николая Кульбарсова к жене. Ты о нём тоже вряд ли слышала. А я как раз за два дня до этого разговора в одном из его писем прочитал нечто очень схожее, правда, речь там шла о другом времени и о других людях.
«Сектанты, с которыми я жил рядом, – писал Николай Кульбарсов, – сколько могли, умерщвляли собственную плоть, чтобы духа, чистоты, святости в них становилось больше, а всего телесного – этих вериг, которые тянут человека в грех, на дно, в ад – меньше.
Они ждали прихода Христа и начала нового мира. Для них это было связано не просто с отказом от прошлой жизни, а с отказом от тела, от плоти – главных хранителей грязи, греха, похоти, главных искусителей, не дающих человеку исправиться и начать жить праведно, в соответствии с Божьими заветами.
В революцию и Гражданскую войну по этому пути пошла вся Россия. Пока сильные, бесстрашные герои – белые, не жалея ни своей, ни чужой крови, сражаются с сильными, бесстрашными героями – красными, в остальной России с каждым днём становится неизмеримо больше духа; он виден сквозь совсем разреженную плоть людей, которые едва-едва не умирают от голода, от тифа, от холеры.
Эти люди, если говорить об их плоти, бесконечно слабы, они томятся, никак не могут решить – жить им дальше или умереть. Их манят два таких похожих (из-за чего и труден выбор) светлых царства: одно привычное – рай, другое – обещанное здесь, на земле – коммунизм. Люди колеблются: в общем, им всё равно, их даже не волнует, воскреснут ли они только в духе или во плоти тоже, потому что большую часть пути в отказе от плоти и от своего тела, они уже прошли, и о времени, когда именно плоть правила ими, вспоминают безо всякой нежности.
Мне кажется, что для огромной части России очищение через страдание, через многолетний жесточайший голод, вынужденный пост, могло казаться и казалось тем, о чём люди веками молились, понимая, что по-иному спасение невозможно. В селах и городках я, встречаясь с людьми, многим боюсь пожимать руки, вообще их касаться, до них дотрагиваться – так они слабы, плоть их настолько тонка и хрупка, что ненароком можешь их повредить, поранить.
И другое ощущение: какого-то невозможного стыда, ведь та самая душа человека, которая в обычное время спрятана за толстым и прочным слоем мяса, здесь почти обнажена, и ты стесняешься на это смотреть, стесняешься это видеть. Ты не можешь понять, есть ли у тебя вообще право её видеть, потому что привык, что она должна быть открыта лишь высшей силе и то – когда человек умер и его душа отлетела к Богу, предстала перед Его судом.
Всё это страшное нарушение нормального хода жизни, её правил, законов, порядка. Для человека, пришедшего из прошлой жизни, навыки, которые он оттуда принес, здесь абсолютно непригодны. Ты явно в стране людей, которые уже изготовились к смерти, которые
