и уже ничем не пахнет. Для неё такое время – весна. Каждый год она ждёт её с каким-то предвосхищением чуда, и чудо не заставляет её ждать! Тает снег, распускается природа, просыпаются разные жучки-паучки, бабочки, в том числе и в животах людей, и все начинают торопиться жить!
Но когда все связанные с наступлением весны чудеса успевают свершиться, на смену любви приходит чувство, до которого ей один шаг, и она начинает эту весну ненавидеть. Не потому, что из-за перепадов погоды у неё до тошноты скачет давление и болит сердце. Не потому, что из-за холодного и влажного воздуха начинает болеть колено, на котором у неё порвана добрая треть связок. И совсем не потому, что у неё наступает сезонное обострение гастрита, а от неистового, слепящего снежными «зайчиками» солнца у неё начинают болеть глаза.
Нет, она ненавидит весну потому, что в этот период в ней начинается мучительная борьба с собой. Душа и память входят в диссонанс, а вокруг… Вокруг просыпается жизнь. Природа, словно потягиваясь после долгого сна, стряхивает с себя остатки снега. Душа тянется к солнцу, требуя обновлений во всем – в доме, в одежде, в мыслях и чувствах. Но память тяжелым булыжником висит на шее и паническими атаками напоминает, чем всё в этом мире имеет обыкновение заканчиваться.
Так уж получилось, что самые необдуманные поступки она совершала именно вёснами. И именно вёснами для неё всё заканчивалось, и вновь звучала фраза: «Ты хорошая, но я еду туда, где меня ждут». Словно могильный камень на душу клали. И не раз. С тех пор в её голове набатом в это время стучат четверостишия, написанные в минуты её первого весеннего отчаяния. Именно весной, чтобы никто не видел эту её борьбу на самоуничтожение, чтобы никто не знал, насколько она уязвима в этот момент, она надевает броню. Чтобы никто не достучался. Чтобы никто в очередной раз не сделал ей больно. Чтобы не разрушить саму себя.
В её жизни не один раз случался год, когда в силу разных причин весна проходила мимо неё, ни коим образом, не затронув ни души, ни мыслей, оставляя за собой только ощущение пустоты. Когда это случилось в первый раз, в ей голове и всплыло определение – «Украденная весна». В конце девятого класса она неожиданно слегла с сильнейшей ангиной. Когда её накрыло болезнью, за окнами ещё лежал снег и все вокруг кутались в воротники от ледяного пронизывающего ветра. Когда, переболев, она вышла на улицу – там уже отцветали липы… Украли весну, украли то самое ощущение чуда, когда вчера ещё на ветках набухали почки и за ночь после теплого дождя взрывались зеленой листвой, заполняя воздух пьянящим ароматом смолы. Позже случались и другие подобные «кражи», но они проходили только тенью, особо не затрагивая ни душу, ни сердце. Сказывалась суета и её вечная усталость.
Недавно это случилось с ней вновь, неожиданно, исподтишка, словно удар пыльным мешком из-за угла, когда её душа после тяжких метаморфоз всё-таки начала медленно, но обновляться. И, словно бабочка, только что покинувшая кокон, с мягкими крыльями и не затвердевшим
