звездымальчишки вернули
опять небесам.
Работяга
Выпил мужик с устатка,
силы отдав без остатка,
работая на страну
и на свою жену.
Из проходной он вышел.
Возраст его – угадай?!
Всё отдавая, слышал
вечно: давай, давай!
Черный, худой, курчавый,
в ношеном пиджачке,
возле «Вин – вод» качаясь,
топчется на пятачке.
Где она, сила былая,
молодость удалая?!
Вечно он должен стране,
вечно он должен жене.
Всем почему-то он должен –
только ему не должны.
Эхма, пожить бы подольше –
на капитал седины.
Годы. Какие там годы!
Жить бы ему до конца…
Но на «заслуженный отдых»
дети выносят отца.
…Вот ведь – и я работяга:
кружит мне голову брага
горьких как водка слов –
часто себе во зло.
Я до зимы уже дóжил,
нету покоя мне:
всем я остался должен –
детям, жене, стране!..
Русские мужики
Обирали их и обмеряли,
спаивали их и охмуряли
и за бунт – в колы и топоры –
их заковывали в кандалы.
Досыта не ели хлеба сроду,
всех кормили, не копили зла,
«черной костью», «сиволапым сбродом»
были в титулованных глазах.
Но как только темень наползала,
угрожала вражеская рать,
в раззолóченных гостиных, залах
нервничала испуганная знать.
Льстиво шла за помощью к народу:
«Вера, мужички, у нас одна,
за отечество и за свободу
выпьем чашу смертную до дна!»
Как на зверя страшного с рогатиной,
плечи распрямляя, от сохи,
за родную Русь на бой с врагами
выходили биться мужики.
И сходились насмерть с вражьей нечистью,
гнали по проселкам, большакам…
И отстаивали сколько раз отечество!
И свободу!
Только мужикам
той свободы – разоренный угол
да с хозяйством маета одна.
ковыляли кое-как за плугом,
выпивали «горькую» до дна.
И когда на землю ночь ложится
и глаза цветов полны от слез,
кости ваши русские мужицкие
вижу в белом отблеске берез.
Диалог
– Кто губы изваял твои?
– Горесть.
– Кто исчертил морщинами чело?
– Заботы.
– Кто потушил твои глаза?
– Слезы.
– Кто стер румянец на щеках?
– Бессонница.
– Кто волосы обсыпал пеплом?
– Тоска.
– Кто душу иссушил твою?
– Думы.
– Что ты от жизни ждешь?
– Покоя.
– А что ждала?
– Счастья.
– В
