ноги,колосья тяжелые
поле колышется
бронзовой спелостью.
Зерна какие!
Не зерна, а желуди!
Даже сорвать не хватает смелости.
Ходим…
А сердце нет-нет и заноет:
Хлеб –
он ведь тоже, как человек!
Вот он,
усатый, усталый, за мною…
Помощи просит…
И в дождь и в снег
выстоял,
вырос,
выжил,
окреп
и заслонил нас стеною от голода.
Люди! Глядите –
насущный хлеб
низко склоняет усталую голову.
Что же мы все виновато косимся?
Хлеб колосистый!
Хлеб колосистый!
Или забыли,
как в сутолоке уличной
вдруг вас окутает запахом булочной?!
С запахом этим родная Россия
на ноги ставила нас и растила.
Над пожелтевшим простором хлебным
вижу сквозь дымку голода пасть…
Люди!
Прошу.
Умоляю.
Требую!
Люди! Не дайте хлебу упасть!
«Мы славу России растили…»
Мы славу России растили
без малого тысячу лет.
Храним мы славу России
храним торжество побед!
Храним мы память о павших
о временах седых,
чтоб больше на листьях опавших
не оставались следы
подков,
снарядов
и гусениц,
бинтов и теней войны,
чтоб гуси над небом,
как гусли,
нам пели песню весны,
чтоб мир, нам завещанный старшими,
погибшими на войне,
мы,
сами отцами ставшие,
теперь берегли вдвойне,
чтоб утром луга наши пёстрые
всегда умывались росой
и чтобы далекие звезды
гордились нашей звездой.
«Трав пожелтевших постигаю лепет…»
Трав пожелтевших постигаю лепет,
приникнув к влажной от росы земле…
Зимою легче пишется о лете,
а летом почему-то – о зиме.
На эти травы упадут снежинки,
деревья в мрамор закует мороз,
украсят окна голубые жилки,
и заметет поземка след борозд,
шальная вьюга над равниной плоской,
как кобылицы, будет мчать и ржать…
И будем вспоминать мы лето в прошлом
и с нетерпеньем будущего ждать.
И так всегда сквозь время и пространство
мы с радостью
