с мальчишкамиу кухни
за старой оградою,
где кашу бойцы молчаливые
из котелков нам откладывали.
Пайкáми делились с сиротами,
голодными не отпускали
и нежно ладони широкие
на плечи нам опускали.
Не надо мне в памяти рыться,
искать на земле овдовевшей
солдатское бескорыстие,
врагов всей земли одолевшее.
Воспоминания о лошади
Мой отец, кормилец и добытчик,
труженик на службе и земле,
рейс отмерив рельсами, обычно
что-то вез всегда своей семье.
Добывал для пропитанья средства.
А себе отказывал во всем…
Передал и мне он по наследству –
быть всегда заботливым отцом.
Из-под Вязьмы он из окруженья
вырвался с дивизией своей
и – во всем военном снаряженье –
на полсуток в дом родной скорей.
Воинскому долгу и гражданскому
одинаково служить привык.
С Минского шоссе к Волоколамскому
в сумерках приехал напрямик.
Он приехал на пустой грабарке, –
грязь вокруг стекала по бортам.
В качестве солдатского подарка
нá зиму оставил лошадь нам…
Я, проснувшись, пробирался в сени,
по ступенькам я сбегал во двор,
где дышала и хрустела сеном
лошадь за поленницею дров.
Затемно калитку открывая
и глотая сумрак ледяной,
вел на водопой ее, хромая,
и она, хромая, шла за мной.
На нее садился – и уздечку
дергал я неопытной рукой,
погонял на пруд или на речку –
на обычный конский водопой.
Ехал тихой ступью, ехал грунью,
а потом переходил на рысь.
Тяжело подковами из грунта
лошадь высекала гроздья искр.
А война – как стрелы по шелому –
рядом на скрещении дорог!..
Съедено всё сено – и солому
лошадь выбирала из-под ног.
На ногах стояла еле-еле –
на исходе лошадиных сил…
А потом мы эту лошадь съели,
чтобы каждый до весны дожил.
…И сегодня грусть мне душу гложет,
на меня печально смотрит жизнь,
словно эта раненая лошадь,
и глаза ее – как две слезы.
Добровольцы
Сорок второго года
памяти прочен запас.
Формировалась рота
из заключенных у нас.
На привиденья похожи.
Острые желваки.
Робы из чертовой кожи.
Чавкают башмаки.
Лагерники со стажем,
знавшие Колыму.
Хлеб по-тюремному даже
резали: «Это – кому?».
У одного, что в сединах,
дерзко спросил я, босой:
– Ты по какой судимый –
по пятьдесят восьмой?
Значит, ты враг народа!
– Ты
