неловко и поспешно принялся снимать добротные наряды, швыряя их жене в руки.
Ничего не понимая, Дарья молча принимала одежду мужа. Видя его воспаленность, помалкивала, опасаясь грубого окрика.
Оставшись в нижнем белье, Василий метнулся к сундуку с поношенной одеждой, отшвырнув старенький стертый тулуп, раскинутый на крышке, на пол. Спохватившись, поднял тулуп. Усмехаясь, придирчиво осмотрел его и примостил на лавку.
Порывшись с гримасой в сундуке, выбрал простенькую рубаху, вылинявшие штаны и затрапезный кафтан. Морщась, натянул на себя эти одежки. Затем обулся в простые, залатанные сапоги. И к завершению наряда надел старый тулуп, отброшенный на лавку.
«Так-то лучше!» – удовлетворенно хмыкнул он и, подмигнув Даше, изрек:
– Теперь я схож с братом Иваном!
Удивленно взиравшая на сие переоблачение, Дарья тревожно запытала:
– Васенька, здоров ли ты? Аль наши дела так плохи, что ты собрался просить «Христа ради»?!
Шуйский насмешливо сощурился:
– Дарья, не суй нос в чужое корыто!
– Насмехаешься… – обиделась Даша, поджав губки.
Василий миролюбиво улыбнулся:
– Даша, будя тебе дуться! Надумал над Иваном подшутить! Тот любитель облачать на себя тряпье! Коль встрел бы меня ноне Иван, всласть потешился б!
Обидевшись, Даша повела плечами и дерзко налетела:
– Я уж понадеялась, что ты прикинешься паинькой да помчишься к тетушке, а ты надумал устраивать маскарад!
– Завела… песню, макитра, полная макухой…
Надувшись, Даша небрежно бросила на сундук одежду мужа и уселась за вышивку.
Шуйский походил-попрыгал по горнице, обвыкаясь в непривычном наряде. Спохватился: «Что водрузить на голову?» Не выискав ничего более подходящего, взял свою меховую шапку. Задумавшись, подержал-покрутил ее в руках и все же надел на голову.
«Шапка мое лицо… Лицо не подменю!» – убежденно пробубнил себе под нос.
Однако добротная шапка, как он понимал, не вязалась с ветхой одеждой. И Шуйский несколько раз снимал ее и вновь надевал, потом засунул за ворот кожуха. Дарья Алексеевна, не понимая спешного переоблачения муженька, искоса подсматривала за ним.
Уж вовсе собравшись, Василий Васильевич замаялся: что-то его держало. Раздумывая, Шуйский потоптался посреди горницы. Всполошившись, мельком взглянул на Дарью Алексеевну, занятую работой, ринулся до божницы. Отгородившись от жены спиной, ухватил пятерней шкатулку с золотом, открыл…
Покопавшись в шкатулке, проворно выхватил коробочку с женским украшением. Открыл коробочку, довольно похмыкал себе под нос. Затем по-хозяйски припрятал коробочку за пазуху. Усердно перекрестившись на образа, что-то тихо зашептал.
– Василий! Сие
