чей-то очень знакомый голос.
Зябко кутаясь в лёгкое демисезонное пальтишко, спрятав руки в карманы, Кузя и не заметил, как перед ним, словно из-под земли, выросла худосочная, долговязая фигура Мишки-Клаксона.
– Послушай, кент! Закурить не найдётся? – Резкий, гнусавый голос, звучавший в высоком регистре верхней октавы, неприятно полосонул по нежному слуху Кузи, растерявшегося и остановившегося от неожиданности.
Глянув в сторону притихшей компании, с любопытством наблюдавшей за сценкой, он сразу же оценил сложившуюся ситуацию.
– Ты что – оглох что ли? – Мишка, выпятив живот, засунул руки в карманы брюк. – Тебя же по-человечески просят: дай закурить!
– Послушай, Клаксон! До каких же пор ты будешь ходить с протянутой рукой? – с нескрываемой иронией в голосе, шмыгнув носом, произнёс Кузя. – Курю я только дома, на улице – мать не велит.
Он заранее знал, чем обычно заканчиваются подобные встречи, и мысленно приготовился ко всему наихудшему.
– Да и курю-то я только «Марльборо», – никогда не бравший в рот сигарет, усмехнулся он. – Если не побрезгуешь, то пошли ко мне домой, угощу.
– Да ну-у, это, наверное, далеко, да и поздно уже, – плаксиво проквакал Мишка, никак не ожидавший подобного ответа. – А ты, оказывается, шутник… Послушай, дай примерить твою оптику. У меня тоже что-то не лады со зрением.
Он вялым, небрежным движением вытянул из кармана правую руку и, протянув её, беспардонно стянул с Кузиного носа очки. Бережно взяв двумя пальцами за конец одной из дужек, он поднял их высоко вверх, словно просматривая на просвет. Вдруг пальцы руки его разжались. Очки мелькнули в воздухе, приветливо блеснув на прощание их бывшему владельцу стёклами, которые, встретив на своём пути непреодолимое препятствие, светлячками разлетелись в разные стороны.
– Ой!.. Разбились!.. – паясничая, с деланым испугом, прогнусавил Мишка. – Что теперь будет?..
Расстроенный Кузя, близоруко щурясь, нагнулся, чтобы поднять с земли то, что осталось от очков. Но неожиданно его подбородок уткнулся в острую Мишкину коленку, ловко и умело им подставленную. Не удержавшись на ногах, Кузя упал на спину, больно стукнувшись головой об основание фонарного столба. С трудом поднимаясь с асфальта, сморщившись от боли в ушибленном затылке, он вдруг увидел, как на плечо обидчика легла чья-то рука. Тот, нервно дёрнув плечом, обернулся, и… попытался было метнуться в сторону. Но не тут-то было. Из-за плеча, зажатого, словно в слесарные тиски, возникла знакомая, застенчиво улыбающаяся физиономия Митьки Сапожкова.
– Тебе чего?! – испуганно взвизгнул от боли Мишка-Клаксон и как-то сразу сник и обмяк, согнув коленки под тяжестью увесистой руки, начиная ощущать сильное биение сердца в области пяток.
– Да ничего, просто так. А тебе чего? – Митька, сбоку заглянув ему в лицо, кивнул в Кузину сторону. – Извиниться бы надо.
– Ещё чего! – Мишка растерянно и беспомощно озирался по сторонам. – А-ну отвали,
