не попал.
Допили они водку, попрощались мы и пошли домой. Я Барсику спинку глажу и все думаю об
этом Лукиче.
– Геняша, – говорю, – а правда, что у космонавтов детей не бывает?
– Что ерунду – то порешь, детей нет! А зачем женщин в космонавты берут – не знаешь? А
чтоб проверить, сможет женщина в космосе родить или нет. Им, может, годами лететь придется. Десятилетиями.
– Подожди, – говорю, – так они что, прямо в космосе, что ли, этим занимаются? Ну, этим самым?
– Ты что, – говорит, – дура полная? Что же им за этим – на землю возвращаться?
Ну, тут я даже остановилась. Это что же за безобразие у нас в космосе творится. А правительство, наверное, не знает, нянчится с ними, дармоедами.
– Геняша, – говорю, – давай напишем куда следует, про космонавтов-то?
– Сейчас врежу тебе, – говорит, – писательница.
Я обиделась и замолчала. Он такой. Как-то приревновал меня и ударил несколько раз. Хотя
я повода не давала. Не то, что Баклушкина. Та всюду, куда не пойдет, такую короткую юбку наденет – хоть стой, хоть падай. А у самой – то ни специальности, ни работы путней. Одни ноги. Вообще – то Геняша не драчливый. Наоборот, предприимчивый. Ипотеку вот оформил. Машину в кредит купили. Теперь живем, как люди.
Что это у вас все розетки вываливаются? Какой «черт» их устанавливал? Непорядок. Меня-то
к порядку на «зоне» приучили. Там воспитание хорошее. Сел я из-за недоразумения. Пришли мы как-то с Катькой Лежанкиной потусоваться в одну компанию. Я вышел с мужиками на кухню покурить, а там какой-то г…нюк, морда петушиная, говорит при всех, что Катька – шлындра. Мне обидно за свою девушку стало, ну, я и врезал ему по роже. А он,
ни с того ни с сего, вытаскивает ствол и давай им махать. А у нас в секции по дзюдо тренером нормальный мужик был – Михаил Давидович, Он потом в Израиль уехал, только вскоре вернулся. Я его как-то встречаю. «Михаил Давидович, – говорю, – вы же вроде в Израиль уехали?» «Не смог, – говорит, – освоиться. По рыбалке особенно, – говорит, – скучал. С костром и комарами». Я тогда подумал – действительно, какая в Израиле рыбалка. Там,
поди-ка, и дров для костра не найдешь, бедная же страна. Так этот Михаил Давидович нам
разные приемы показывал, так, на всякий случай. Ну, я и вспомнил приемчик, да и вышиб
у этого орелика пистолет, а потом, со злости, наверное, дал ему по башке табуреткой, для верности. Забрал ствол и ушли мы с Катькой. А оказалось, что это был «опер». Потом, на суде девушка-адвокатша говорила, что он, дескать, должен был удостоверение показать.
Куда там. Дали два года «общего».
Там, на зоне, кого только не встретишь. Со мной учитель сидел, историк. Он срок за
«намерение» получил. Что за статья – не понимаю. Он хотел завучихе в школе, где работал,
большой палец на ноге топором отрубить. Ему эта завучиха нравилась очень, ноги, говорил он, у нее красивые были. Так он ей цветы на восьмое марта дарил, короче, знаки внимания
оказывал.
