чтобы девчонка красавицей выросла, навроде тебя.
– Так не уродка же.
– Других не хуже. А красота, она тоже бывает не впрок.
И снова вопросительный прищур в Настину сторону. Только зачем, когда и без прищура тошно. И место не совсем подходящее. И злорадства надо бы поубавить – родная все-таки. Если по-доброму, да с пониманием, неужели бы она таилась, ей ведь и самой хочется душу облегчить. А так – нет. Извини, сестрица. Обидчиков и без тебя достаточно. И поумнее, пожалуй, были – такие кобры, такие гадюки, не говоря уже о шакалах… Да не на ту нарвались.
– Давай еще по одной, да поехали, а то разморило малость на жаре, да и поспать с дороги не мешает, – говорит Настя и встает, не хватало еще поругаться на могиле матери.
И пыль дорожную смыла, и на прохладной простыне вытянулась, и уснула, а поспать не дали. Гостей принесло.
И каких.
Встретились утром у калитки и разбежались, вроде бы и достаточно для первого дня. Да зацепило, видать, ходока. Заявился касатик и дружка с собой привел. Стеснительный, без чужой спины не может обойтись, уверенности не хватает. Дружок на вид посмелее. Мелковат, правда, помощничек, но с черными усами и при галстуке. Вроде как Любашу проведать пришли, только зачем же вдвоем, да еще и с шампанским. С Любашей поди портвейнчиком обходились.
– Она же через день вернется, – не может докумекать Людмила. – Память что ли отшибло?
– Действительно, совсем считать разучился, – мямлит гость и на дружка косится, приглашает оценить приезжую кадру.
– Эх, ты, арифметика дырявая, – игриво упрекает усатый и спрашивает, обращаясь уже к Насте. – А как быть с напитком? Вдруг испортится?
Только вопросик не по адресу – хозяйка в доме – старшая. Настя опускает глаза. Она здесь Золушка. Однако Людмиле не до церемоний, если с утра попало, то почему бы не продолжить? Раньше за ней такого не замечалось, а теперь, не теряя времени на отговорки, тащит на стол закуску. Правда, не слишком щедра на угощение. Банка посеревшей капусты в мутном рассоле, желтое, опять же прошлогоднее сало. Разве что редисочка хороша: веселая, свежая, сама в рот просится, но она появляется на столе в последнюю очередь.
Настя не вмешивается, с подсказками не лезет, привезенные гостинцы уже отданы и не ей ими распоряжаться, хотя там и конфеты есть, и колбаса, и консервы. Настя и с гостями не шибко вольничает. А если при знакомстве усатый ручку ее к губам поднес, так Настя его не просила, – пусть, если галантностью хочет блеснуть.
Усатый назвался Андреем, второй – Виталием. Приятные мальчики, красивые имена.
Андрей открывает шампанское уверенно, с легким хлопком и без брызг. Можно в официанты принимать. Только не пойдет, слишком самолюбив для официанта. Такой готов просидеть до пенсии сторублевым инженеришкой, но ни за что не согласится на лакейскую работу. Это не Селиванов, который за лишний четвертак сортиры чистить не побрезгует. И с легким хлопком, и без брызг, но все-таки с напряжением душит пробку. До Анатолия ему далековато,
