Какого дьявола! Мне, разумеется, интересно, из чего оно сделано, но гораздо интереснее рисунок.
– У того, кто это рисовал и гравировал, очевидно, не дрожала рука.
– Вот тут укрепления городов Новой Гранады, побережья и пара-тройка островов, о которых я прежде понятия не имел. Ты этой штуке полностью веришь?
– Я не слишком доверчив, но кое-что очень похоже на истину. Меня интересует пара испанских местечек на побережье материка.
– Мой друг, не заносись излишне, или ты собрался штурмовать испанцев с десятью корабельными пушками и пятью десятками своих головорезов?
– Быть может…
– Ты шутишь?
– Совсем не шучу.
– Тебе не дает покоя слава Шарпа с его золотым кладом?
– Все может быть.
– А как же новый губернатор?
– Если куш окажется достаточным, можно навсегда уйти от дел. Что нам тогда Николас Шарп?
– Я ошибся, заподозрив тебя в здравомыслии. Питер, ты определенно свихнулся, по тебе скучает Бедлам.
– Не думаю. Отойди от окна… Вот так. Не закрывай свет, я покажу тебе кое-что.
Баррет поставил на стол терракотовую кружку с ручкой в виде стилизованного уха.
– Может, бросим кости, а, Ланцетник? На твой давно потерянный серебряный клистир. Идет?
– Что это?
– Кружка. У тебя есть настроение дослушать меня до конца?
– Конечно. Зная твои скорые кулаки, попробовал бы я отказаться.
– Отлично, тогда слушай и ничего не пропусти. Эту кружку я тоже выиграл в карты и поначалу принял за обычную посуду. Какого она цвета?
– Коричневого, словно простая глина.
– Верно. Все самое интересное началось как раз неделю назад, когда мы бросили якорь на Шарк Айленд. Помнишь эту скотину капитана Джейсома Кэллоу?
– Еще бы не помнить, ты с ним хорошо сцепился полгода назад. После ссоры в подпитии вы дрались по законам берегового братства, ты рассек ему мочку уха и продырявил плечо.
– Кэллоу не любит проигрывать.
– Ну, этого у нас никто не любит.
– Все верно. Скотина Кэллоу не прочь отомстить при случае, но боится делать это сам. А теперь я хочу рассказать, что было дальше, то есть всего неделю назад. Я выбрался из таверны за полночь и двинул к гавани, собираясь, как ты понимаешь, заночевать на борту «Синего цветка». Местами было чертовски темно, но в конце концов мне попался одинокий факел, бездна знает кем прикрепленный к стене старой лачуги. При мне оставалась непочатая бутылка, кружка висела на поясе в подходящем по размеру мешочке, если ты заметил, я не расстаюсь с нею до сих пор.
– А дальше?
– Я откупорил бутылку ножом и, вместо того чтобы, как положено, отхлебнуть из горла, дьявол ведает за чем вынул посудину. Сначала я думал, что у меня горячка, но голова оставалась холодной, хотя цвет кружки изменился. Ты не поверишь, Генри, она была черной.
– Баррет, ты бредишь.
