или китайцев, которые жили довольно-таки далеко от стойбища тунгусов, а от таёжных хищников, которые могли учуять стойкий запах добычи, покоившегося в туесах ухуаней.
В поселении ухуаней не было недостатка в пропитании: река Оленёк, рядом с их стойбищем, одаривала людей своим богатством очень щедро. Она была полна тайменем, ленком, нельмой, налимом, тугуном, хариусом и щукой – и это лишь то, что касалось обитателей водной стихии. А, дичи в этих местах было столько, что только абсолютно ленивый человек мог остаться голодным не желая «тратить силы» для того, чтобы положить себе в рот кусок поджаренного мяса лося или глухаря. А, кабарги – они использовались тунгусами не только в качестве пищи, а скорее, а в большей степени, как носители мускусной железы, располагающейся между грудиной и наружными половыми органами, из которой ухуани готовили снадобье для лечения печени, простуды, снятия депрессии и… поддержания «мужской силы». Впрочем, «струя» кабарги использовалась и для излечения других болезней. Одним слово – для тунгусов «струя» кабарги являлась очень ценным продуктом. Мясо безрогого, совсем небольшого клыкастого оленя, обитающего на тёмнохвойных участках тайги с россыпями и выходами скал, не представляло для тунгусов особой ценности: двадцать килограмм живого веса оленя – это ничто, в сравнении с крупным изюбром или с могучим «Хозяином тайги». Поэмому кабаргу промышляли из-за его мускусной железы и только. И то, что охотникам удалось добыть достаточно много, ценного сырья – было хорошим поводом для радости. Но, молодой страж размышлял не о том, как их будет встречать голопузая малышня в стойбище, а о Великом Духе, который смог
создать всю эту необъятную и величественную тайгу-кормилицу.
Продолжая ворошить угли костра, Онгонча размышлял о том, как Великий Дух «вырастил» такие деревья: «Высоким кедрам и пихтам – много зим и вёсен. Как выросла тайга с молодыми деревьями – с этим всё понятно: с больших деревьев падают шишки, из них выпадают семена, а из них – прорастает молодняк. Пусть так. Но, если кедры прожили десять раз по десять лет и больше, – оценив возраст деревьев по объёму ствола, продолжил свою мысль, Онгонча, – то где-же, однако, те деревья, или их останки, из которых выросли эти исполины?! Загадка, однако! Придётся всё хорошенько узнать об этом у мудрого шамана: он – всё знает, потому что каждый день общается с духами!»
Ближе к рассвету, когда за горизонтом уже заполыхало зарево восходящего солнца, молодого ухуаня сменил, Дюлекан.
За время земной жизни тунгусы часто меняют свои имена, дабы обмануть злых духов. Дюлекан, в этом смысле, не был исключением: за выпуклые глаза, ему дали второе имя – Вэрдэ (Пучеглазый).
– Ну, что, бзе (парень)! А, не приходил ли к нам в гости, этой ночью, силач Мани, отбирающий у лося и лосихи ураденный ими солнце?! А, может к тебе приходила бабушка Энеке-того, чтобы затушить огонь костра и оставить тебя в еромешной тьме?!
– Зачем ты, Вэрдэ, стараешься
