бойся. Она ручная, – успокоил его Маленький Охотник.
– Выходит, пуля – живая? – удивился Художник.
– Конечно, – ответил Маленький Охотник, – и очень жадная. Не заметил, у неё тысяча ртов? И она вечно ест и давится от жадности. Непрерывно и неопpятно.
Художнику было непонятно, как можно есть, вращаясь волчком? Но он не стал переспрашивать. Пpервать Охотника было бы невежливо. А Маленький Охотник рассказывал, что очень трудно вращать пулю так, чтобы не было света. И всё равно какой-нибудь слабенький свет присутствует: чуть-чуть лазоревый или опаловый или такой, что постороннему глазу не видно, а ты его замечаешь. У нас в Пограничье проводятся состязания по мастерству, так он – Маленький Охотник – обладатель серебряного пояса.
– Обычно здесь скучно и пусто, – пожаловался Маленький Охотник.
– Не горюй. Я поброжу о тобой, – пообещал ему Художник.
– Нет, – возразил Маленький Охотник, – я никогда не прощу себе, если ты на моих глазах будешь разорван зверями-перевёртышами. Это дикие звери, а добрых домашних у нас в стране пока ещё нет.
– А дикие звери не разорвут тебя самого?
– Нет, – заявил Маленький Охотник. – И это не хвастовство. Я очень
увёртлив и с раннего детства приучал себя к толчкам и ударам. Конечно, сначала я ходил синий-синий, и тело моё выглядело сплошным синяком. Но я приучил себя терпеть и увёртываться. А тебе не уберечься, и тебя может разорвать зверь из Антимира. У нас в Пограничье выживают только Охотники.
Они подошли к дорожке из Стpaны Насмешливых Kолдунов.
Должно быть она была из рыжего пластилина; такая клейкая и вязкaя, что даже взгляд в ней вязнул, если посмотреть на неё.
– Такие необыкновенные дорожки присылают к карнавалу насмешливые Колдуны. На этих дорожках пробегающие звери непременно оставляют свои следы. У нас здесь обычно темно и самого зверя не видишь, но посветишь на дорожку и видишь его следы. А фонари мы зажигаем лишь nеpeд карнавалом, хотя мы отчаянно любим свет и, наслаждаясь, купаемся в его лучах. Вот посмотри, здесь пробежал огромный Гиперон – Гиперонище Ужасный.
На рыжем глянце пластилина по склону холма отпечаталась вереница следов. Вначале было отчётливо видно, что бежал слон. Такими большими бывают только слоновьи следы. Но через несколько шагов следы уменьшились и стало очевидным, что это был бегемот. А дальше и не бегемот, а вроде медведь совершил прыжок, а приземлился не медведь, а крокодил. На пластилине были отпечатки брюха и хвоста. А может это был лев? Вот чётко видны следы его когтистых лап. Но только тогда это был водоплавающий лев: среди когтей виднелись перепонки. И дальше вроде ползла то ли рыба, то ли змея, потом словно птица проковыляла на ходулях-ногах и много-много следов разных грызунов, которые дальше разом исчезли, должно быть, поднялись ввысь.
– Куда же они подевались? – недоумевал Художник. – Где слон и пришедший на смену ему бегемот? Они что поумирали?
– У
