о миллионе алых роз, а также к серии других не менее уважаемых шлягеров, ныне незаслуженно забытых.
Однако тут в «Ночных поганках» объявилась стайка стеснительных юношей, призванных, как выяснилось, отнюдь не для придания дополнительного колорита заведению, поскольку вышеозначенный Бяшка немузыкально взвыл: «Зайки мои!», после чего, прихватив самого миловидного обладателя подкрашенных век, блудливо удалился с ним в ближайший туалет.
– Это он чего? – не понял поначалу Никитич. – На горшок пацана повел?
– Посмотри – увидишь, – сердито буркнул Леха, наливаясь злобой. – Гад, а еще об алых розах тут распинался… Вставить бы ему эти розы в заднее место! Продюсер хренов. Мало ему львиц светских.
Любопытный дед ничего не понял и, подогретый вампирским напитком, шмыгнул вслед за парочкой, непонятно как миновав телохранителей любителя заек.
Минутой позже девиз «Ночных поганок», повествующий о мире и покое, был окончательно посрамлен.
Прежде всего из туалетных недр раздался совсем немузыкальный визг Бяшки. Затем из зеркальных дверей вылетел пунцовый вьюноша. Быстрота его объяснялась пинками Никитича, которыми тот с молниеносным темпом награждал юную особь пониже спины, приговаривая: «Будешь знать, чем угождать».
Оперативность действий разъяренного домового явно превосходила скорость мыслительных процессов двух охранных шкафов, отстраненно взиравших на воспитательный процесс вьюноши. Лишь когда визг, вырывавшийся из туалета, достиг немыслимых высот и стал переходить в ультразвук, шкафы, набычив шеи, оживились и обозначили действия в рамках должностных инструкций. Один из них, выбросив вперед длань, более похожую на бревно, поймал Никитича и подвесил его в воздухе, чем невольно помог воспитуемой особи исчезнуть в восторженно вопящей толпе, узревшей новое зрелище. Другой пытался двинуться в туалет, но заклинился в двери плечами.
– Скины, наших бьют! – немедленно отреагировал уже перешедший середину пивного океана Леха и прицельно метнул недопитую бутылку в верзилу, раздумчиво державшего на весу Никитича.
Прицел, однако, был неверен, и коварный сосуд с треском разлетелся о затылок застрявшего в дверях телохранителя, придав тому некое ускорение. Дверной косяк возмущенно хрустнул и вместе с плечами верзилы пошел навстречу страдальческому визгу.
И вот здесь с воплем боевой ведьмы в дело вступила Мавруша. Из ее кокетливого, с кружавчиками рукава взметнулась та самая знаменитая метла из африканского дерева и обрушилась на бритый лоб шкафа, продолжавшего задумчиво взвешивать на вытянутой руке онемевшего от такой наглости Никитича. Наверное, в дело примешалось еще какое-то заклинание, поскольку от грохота, пронесшегося по залу, вся плотно сбившаяся толпа зрителей синхронно присела. Метла печально разлетелась пополам, а верзила, отпустив Никитича, задумчиво почесал лоб.
–Р-разорю! Р-размаячу! Р-размагничу и замр-ру! – заорал,
