похожий на хлопанье плетки, и сказал: «Вот это да!»
Но, как бывает часто с этими гнездами, надо зайти внутрь, чтобы все понять. Топчась перед замком на террасе, Типтон Плимсол испытывал всякие чувства к его обитателям. Ну и типы, подумал он, ну и экземпляры! Один к одному. Сами посудите:
Лорд Эмсворт – чучело
Полковник Уэдж – петух
Леди Гермиона – колбаса
Пруденс – козявка
Фредди – змий
Вероника…
Тут он остановился. Даже сейчас, когда он чувствовал себя как пророк Израиля, обличающий грехи своего народа, он не мог подобрать определения к этому имени. Ее, и ее одну, он должен был пощадить.
Нет, он не простил ее – если уж девушка, поддавшаяся чарам Фредди, не заслуживает разящего определения, я и не знаю, кто его заслуживает. А что она поддалась, доказывал ее вид после того, как этот змий уехал. Сразу ясно – тоскует.
Однако, на свою беду, он все равно ее любил. Как вы помните, то же самое было с королем Артуром и Гиневерой.
Проклиная свою слабость, Типтон пошел к сплошной двери, которая вела в гостиную, и столкнулся с кем-то, оказавшимся этой козявкой.
– Ах, здравствуйте, мистер Плимсол! – сказала она.
– Здрасте, – отвечал Типтон.
Он бы прошел мимо, но тут она прибавила, что ищет его и думает о том, может ли он с ней поговорить.
Мало-мальски воспитанный человек не способен отшить женщину, тем более когда она так к нему обращается. «М-м-м-да» можно сказать и более приветливо, но он это сказал, отошел к каменной скамье и сел. Пруденс смотрела на него, он – на корову.
Несколько напряженное молчание нарушила козявка.
– Мистер Плимсол, – проговорила она ангельским голосом.
– А?
– Я хочу вам кое-что сказать.
– Да?
– Только вы не сердитесь.
– Э?
– Насчет Вероники.
Типтон оставил корову. Собственно, он на нее насмотрелся. Красивая – это да, но какая-то однообразная. Разговор ему начал нравиться. Он думал, что фитюлька попросит что-нибудь для благотворительного базара.
– Да-да! – живо откликнулся он.
Пруденс помолчала. Разрыв с возлюбленным обратил ее в монахиню, для которой только и осталось чужое счастье, но она сомневалась, надо ли было так быстро соглашаться на просьбу дяди Эгберта. Ей могут дать по носу будь здоров.
Что-что, а храбрость в ней была. Она закрыла глаза и сказала:
– Вы влюблены в Веронику, правда?
Глаза открылись сами собой от какого-то грохота. Типтон упал со скамьи.
– Вот, влюблены, – повторила она, помогая ему подняться. – Оп-ля! Это всякому видно.
– Неужели? – не очень приветливо спросил Типтон. Как многие люди, которые молоды и открыты, он был уверен, что главное в нем – стойкость и непостижимость.
– Конечно! – заверила Пруденс. –
