досматривали всех на входе в город и при выходе из него.
Тем часом приятели Жана, опорожнив кувшины, оставили гостиницу, пересекли площадь и встали подле лесов портала Сен-Корнель. Задрав носы к верху, они стали громко смеяться и толкать друг друга локтями, тыча пальцами в небо. Довольно какому зеваке уставиться вверх, даже если там ничегошеньки нет, кроме облаков, как тут же находятся желающие разглядеть в чистом небе нечто совершенно необычайное.
Так что скоро весь рынок – и селяне, и горожане оставили всякие споры о ценах на сливочное масло, яйца, овощи и фрукты, мясо с птицей; и даже вчерашние сплетни, притекавшие сюда из Сен-Антуан и с Моста, а иные повысунулись из окон своих домов, и все в крайнем любопытстве разглядывали небеса.
И только Жан сидел под вывеской у входа в гостиницу «Флёр де лис» в полной непричастности к происходящему на площади.
– Над чем ты там смеёшься? Что там в небе? – спросил, наконец, некий горожанин, хлопнув по плечу одного из приятелей Жана.
– Не в небе, а на крыше Сен-Корнель, вон на парапете!
– Что? Где? – переспросили семь, или восемь зевак разом.
– Да вон та новая уродина-горгулья с разинутой пастью… Никого не напоминает?
– Что страшнее беса самого?
– Ага… А ещё, неужели не видишь? Эти уродливые губы? Лапища, готовые вцепиться в чужой кошелёк?
– Ба! Да это же…
– Рунжмайл!!! – отозвался рынок многими голосами.
– Точно! Его гадкая рожа… только шире.
– Мне ль её не узнать, – выкрикнул один крестьянин. – Очень даже мне знакома эта бездонная его глотка, нашего брата она проглотит за раз!
– Ха! Ха-ха! Тибо Рунжмайл!
Жан Забияка как ни в чём не бывало, руки за спину, подошёл к толпе.
– Что за чёрт вас тут щекочет, что разгоготались? – спросил он.
– Чёрт! Чёрт! Рунжмайл – ростовщик!
– Мэтр Тибо? Да он дома – вон смотрит в окно!
И Жан указал на подлинник портрета в оконной раме, который высунулся наружу поглядеть – откуда вдруг столько счастья и веселья на площади? Он и впрямь был похож на новую горгулью, тянувшую с церковной крыши к нему свою шею. Тот же нос, только крупнее, те же костлявые скулы, тот же безгубый рот с лошадиными зубами, и клином подбородок. Прячущиеся хищные глазки под кустистыми бровями, приплюснутый лоб, и сросшаяся с бровями густая, топорщившаяся шевелюра.
– Или он там – наверху, наш мэтр Тибо… – сделал недоумённое лицо Жан, тыча пальцем вверх на горгулью.
И толпа стала сравнивать оригинал с портретом, запрокидывая и опуская дружно головы, и указывая пальцами на Тибо Рунжмайла, пока тот в удивлении гадал – отчего все показывают
