тебе жаловаться, Рунжмайл, – хохотал Жан. – Ты должен сказать спасибо тем добрякам, кто подкинул тебе на ужин пару репок задаром. Держи ещё, приятель!
Град из капустных листьев и ботвы обрушился на окно Рунжмайла после того, как он кинул в толпу пару старых плошек. При этом несколько камешков с мостовой совершенно случайно смешались с овощными очистками, выбив ещё несколько стёкол из окна, после чего окно закрылось наглухо, оставив без ответа брань из толпы, и ростовщик появился на пороге своего дома.
– Я взываю к суду мессира аббата Сен-Корнель, – прокричал он толпе. – Вот сейчас мы поглядим…
И тут все увидели, что ворота аббатства справа от площади распахнуты, и к толпе идёт сам аббат в сопровождении нескольких монахов; а с другой стороны площади со стороны моста надвигается отряд из пятнадцати стражников, поднятый по тревоге шумом на рынке.
Их возглавлял шевалье в неполном доспехе, который оказался самим губернатором Гильомом де Флави – то был высокий, крепко сложенный человек, воинственной наружности, твёрд рукой и суров на расправу, способный вмиг утихомирить самых буйных в разгорячённой толпе.
– Что здесь? Бунт? Дать дорогу! Я приказываю! – пророкотал сир де Флави, пуская свою лошадь на толпу, ничуть не смущаясь тем, что опрокидывает и давит корзины с овощами и клетки с курами.
– К чему весь этот шум? – спросил аббат, подняв руку. – Из-за чего война? Кто ищет помощи?
– Я! – подскочил к нему Рунжмайл, трясясь от злости. – Меня тут до смерти забили, смотрите!
Толпа зашлась в смехе, но аббат дал знак к молчанию.
– Для мертвеца, у вас слишком живой голос, мэтр Рунжмайл, – улыбнулся аббат. – На что, или на кого вы жалуетесь?
– Я хочу… хочу… их повесить…
И снова смех заглушил его.
– Повесить? – удивился аббат. – Но кого и за что?
– Всех! – выкрикнул Рунжмайл. – Или хотя бы вон того, монсеньор, кто прячется за всеми.
И Рунжмайл указал на Жана Забияку, который принял вид одного из невинных херувимов на новом портале.
– Меня – удивился Жан, не сходя с места. – За что, мастер Рунжмайл? Почему ко мне такая жестокость – виселица?
– Ох-хо-хо! – вздохнул аббат в адрес Жана, и спросил: – Ты, как видно, неисправим! Что опять натворил?
– Ничего, монсеньор, но только выразительными средствами пёкся о ближнем своём.
– Вон что он натворил, монсеньор! – вскричал Рунжмайл. – Посмотрите на эту горгулью!
Аббат, монахи и Флави подняли в недоумении головы.
– Ну… И что? Горгулья.
– Ха! Ха! – вдруг рассмеялся Флави. – Я понял. Ха-ха-ха! Чёрт тебя побери, Рунжмайл, такую честь тебе воздали, поместив портрет твой над порталом, а ты негодуешь!
– Я негодую, мессир, потому, что я не похож
