собственной честности не додумался бы применить даденный ему от природы дар не по прямому назначению. Но чуть подтолкни его в правильном направлении – он непременно соблазнится, как ребенок новой игрушкой. Убедит себя, что это ради блага его же пациентов. Конечно, не сразу, надо несколько дней, чтоб он дозрел. А пока можно было заняться своей непосредственной работой – и кое-что выяснить относительно упомянутых в книгах фигурантов.
А потом ко мне пришла Либби. Смущение ее давно испарилось, она знала, что я не лицемерила, сказав, что не сержусь.
– Проф хочет тебя видеть, – сказала она. – Ему Ролли напел, что ты в истории хорошо сечешь, очень складно все про виконтессу объяснила, какая она была на голову больная и про то, как хотела в круглой комнате спрятаться. Вот он и велел тебя позвать, может, ты еще что про это дело читала.
– Отчего же нет? – Мне всегда было недолго собраться. Сегодня погода была хмурая, следовало к жакету прибавить пелерину и водрузить на голову шляпу.
По пути я бросила:
– Он опрашивал персонал?
– Ну да… сразу после того начал, как этот Ламорис приходил, скотина жадная. Проф долго с ним толковал наедине. А потом начал всех вызывать и беседы водить. И Ролли при нем.
Вот, значит, как. Скорее всего, Штейнберг подбросил шефу идейку, что все безобразия могут быть хитроумным планом пароходчика – убрать жену и деньги получить за это.
Я, кстати, вовсе не была уверена, что Ламорис – преступный интриган. Так же, как не уверена, что сторож – исполнитель его черных замыслов. Может, да, а может – нет. Говорю же – я не обольщаюсь насчет людей.
Итак, Ламорис затребовал компенсацию и вывел профессора из себя – то ли сумму непомерную заломил, то ли вел себя слишком нагло. И доктор не устоял перед искушением. А потом вошел во вкус.
Очень похоже на правду. Только из этого следует, что Ламорис, может, и жадный наглец, но в преступлении не повинен. Иначе не потребовалось бы допрашивать остальных.
Что ж, не будем забегать вперед.
Я впервые посещала клинику Сеголена открыто. Не могу сказать «и при свете дня» – время клонилось к вечеру, но все равно, раньше, чем в прошлые разы.
По этой же причине у дверей дежурил не Патрик, а другой охранник. Очевидно, его предупредили, что Либби приведет посетительницу, и он ни о чем не спрашивал.
– Нам в демонстрационную, – сказала моя спутница. Как будто я уже была курсе, где у них тут что.
Как выглядит демонстрационный кабинет, я могла себе представить по описаниям в разных статьях – Сеголен охотно давал открытые сеансы, доказывая преимущества своей методы. Так оно и было – очень большая комната на первом этаже, скорее даже зал. Впечатление усиливали возвышение, на котором проф проводил свои демонстрации, и несколько рядов кресел у противоположной стены. Сам профессор и занимал одно из зрительских мест. А на демонстрационной эстраде стоял доктор Штейнберг. На середину зала были выдвинуты два стула спинками друг к другу. И на одном из них восседал
