твердят остальные. Что ее преследуют призраки.
– Это не совсем так, – доктор Штейнберг, все время молчавший, позволил себе вмешаться. – Я расспрашивал очевидцев. Она кричала, что должна спастись от теней.
– Какая разница? – спросил профессор.
– В данном случае принципиальная. Но прежде, чем изложить свою версию, я предпочла бы подняться на второй этаж.
– Ко мне в кабинет?
– Нет. В круглую гостиную.
Пациентов уже увели из гостиной, и прежде чем мы расположились там, профессор велел Либби принести чаю. Ее саму к чаепитию он не пригласил.
– Итак, слушаю вас.
– Я слушала двоих опрошенных, и оба твердили, что боятся теней, что тени их преследуют. Остальные, по вашим словам, говорили то же самое. Доктор Штейнберг, рассказывая о своих подозрениях, упоминал игру теней. Поэтому я и решила, что имеет место какая-то хитрая подсветка, использование потайных фонарей. И обе смерти произошли в сумерки, когда тени длиннее всего.
– Это так.
– Во многих языках слова «тень» и «призрак» являются синонимами. Поэтому вы решили, что опрашиваемые боятся привидений. Однако они дали точное зрительное описание того, что их страшило. Тени.
– К чему вы клоните?
– Сто лет назад в этом доме проводились магические сеансы. Я знаю, как вы отреагируете на эти слова, и не больше вашего имею почтения к мистике и оккультизму. Но вспомните тех, кто, полагая, что идет по этому пути, – Альберта Великого, Парацельса, Месмера – они совершали открытия, интуитивно, ошибочно, случайно! Что если Фамира именно так – ошибочно или случайно – приоткрыл вход в иные, тонкие планы бытия, невидимые нашим глазам? То, что ваши подопечные называли прорехой или дверью. И обитатели этого тонкого плана бытия попали сюда, в наш мир. А поскольку дверь была открыта случайно, она захлопнулась. И вернуться обратно они не могут. Предположим также, что на нашем плане бытия они могут существовать только в некой двухмерной форме. Как тени.
– Тень их плоть, страх их еда, – процитировал Штейнберг.
– Естественно, подобные создания не могут питаться обычной пищей. Им нужны для укрепления, скажем, сильные чувства. А самым сильным, как известно, является страх.
– Ну, знаете! – сердито сказал профессор. – Это похлеще измышлений спиритов про эктоплазму.
– Не стану спорить. Но взгляните: после сеансов Фамиры виконтесса, особа и без того неуравновешенная, начинает испытывать приступы панического страха. Настолько сильного, что хочет покинуть собственный дом, цитирую: «боясь собственной тени». Затем она приглашает Пелегрини. И обретает умиротворение после того, как обустроена эта комната. Что вы можете сказать о ней?
– Она круглая. – Штейнберг пожал плечами.
– Именно. Здесь нет углов. Нет места, где могли бы затаиться тени. Поэтому Клара-Виктрикс чувствовала себя здесь в безопасности.
– Так вы и бесчинства революционной
