впалая грудь обнажилась, а рубашка свисала лохмотьями.
На левом плече у него лежала безжизненная фигура женщины, правой же рукой он вытаскивал через окно еще одну. Прямо под балконом стояла огромная жаровня, раскалившаяся до малинового сияния.
Всего лишь на несколько секунд он неподвижно застыл на виду у толпы и ее всемогущего тирана, за оскорбление которого только что клялся отомстить. После чего раздался его могучий крик:
– Такое же наказание ждет всех заговорщиков, покушающихся на свободу народа, всех предателей его интересов от руки самого же народа и во славу его Избранника!
Затем, резко наклонившись всем своим неуклюжим телом, он подхватил вторую фигуру, безжизненно лежащую у ног. Какое-то мгновение он держал тела в руках прямо над перилами балкона. Две бесформенные фигуры висели в воздухе над затаившими дыхание фанатиками. Когда же они упали прямо на раскаленную жаровню, дикий вопль радости вырвался у толпы.
– Сейчас полетит еще парочка! – весело заорал Рато.
Поднялась суматоха, сопровождаемая беспорядочными криками. Женщины визжали, мужчины грязно ругались, дети плакали. Возгласы «Да здравствует Рато!» мешались с воплями «Да здравствует Робеспьер!». Все схватились за руки, образовав круг, и дикая сарабанда заплясала вокруг пылающей жаровни. Сумасшедшая оргия длилась уже несколько минут, когда кто-то из тех, кому не посчастливилось попасть в хоровод, разразился простым отчаянным словом:
– Проклятье!
Сразу же наступила тишина. Все уставились на бесформенные тюки, лежащие на жаровне и еще не успевшие превратиться в пепел.
Они и в самом деле были совершенно бесформенны. Это были всего лишь наскоро связанные лохмотья. Всего лишь лохмотья! Народ был чудовищно одурачен, одурачен изменником еще более гнусным, чем те, что убежали от мгновенной расправы.
– Проклятье! Смерть предателю!
Все вновь уставились на балкон, лишь пару минут назад принесший им столько радости. Однако окно было уже захлопнуто, и никакого света не было даже в помине.
– Рато! – опять завопил народ.
Но Рато больше не появлялся…
Люди обыскали весь дом, с балкона которого астматик сыграл с ними такую шутку, но найти ничего так и не удалось, и гнев толпы обрушился на старый поломанный буфет – единственную вещь, оказавшуюся в той самой комнате.
На жаровне же медленно дотлевали тюки лохмотьев – молчаливые свидетели существования того, кто со всей столь свойственной толпе стремительностью воображения сразу же превратился в таинственную и легендарную личность.
Впрочем, еще немного погодя в одном из чуланов были обнаружены лампа, моток веревки, лохмотья, деревянные башмаки, рваная шапка и прочий хлам, свидетельствующий о поспешном исчезновении гиганта с жутким загробным кашлем, так ловко одурачившего толпу и поставившего в глупое положение самого Робеспьера.
Глава VII. Две интермедии
Двумя
