эта громоздкая и неуклюжая фигура двинулась по направлению к Арсеналу, сопровождаемая унылым стуком по мостовой изношенных старых башмаков. Городские ворота были еще не закрыты, поскольку церковные колокола только что били восемь часов. Да и сержанту, стоящему на воротах, не было никакого дела до проползающего мимо нищего убожества. Но болтавшаяся около ворот группа национальных гвардейцев обратила-таки внимание на запоздалого прохожего, задыхавшегося от ужасного астматического кашля, который дал повод одному из них отпустить весьма угрюмую шуточку:
– Pardi![2] Не часто теперь удается встретить человека, не нуждающегося в услугах мадам гильотины!
Однако все про себя отметили, что, миновав ворота, этот жалкий астматик направился к рю де ла Планшет.
Глава V. Веселитесь, канальи
Братские ужины пользовались большой популярностью. Их ввел в обиход сам Робеспьер. Необычная теплота ранних весенних вечеров придавала этим мероприятиям особую привлекательность.
В мягкие апрельские ночи едва ли не весь Париж выходил на улицы. Люди отдыхали от тяжелых дневных зрелищ, от бесконечных повозок, переполненных жертвами гильотины.
И типичным примером того, что творилось в городе, являлась рю Сент-Оноре, хотя улица была очень узкой и вовсе не приспособленной для увеселений любого рода. Тем не менее на ней тоже весьма активно и регулярно проводились братские ужины, поскольку там находился дом, где жил Робеспьер.
Здесь, как и в других местах, на некотором расстоянии друг от друга стояли жаровни, на которых хозяйки могли приготовить для своих семейств то, что удавалось добыть. Вдоль всей улицы у столов были укреплены смоляные факелы, сальные свечи или старые фонари из конюшен – все это придавало происходящему романтический вид. С другой стороны, все это могло показаться весьма убогим от вида оловянных кружек, жестяных ложек и тарелок.
Слабый свет едва рассеивал темноту, особенно в тех местах, где нависали балконы и козырьки. Он мерцал, играя причудливыми огоньками на малиновых шапках, трехцветных кокардах, прокопченных лицах, костлявых плечах и руках.
Вокруг по-праздничному накрытых столов происходили всевозможные забавы, раздавался смех и даже слышались, хотя и мрачные, но все-таки шутки.
Угощение было скудным. Каждый приносил для себя что мог. Кто пару селедок, смешав их с нарезанным луком и сбрызнув уксусом, кто несколько пареных слив и картофелин с чечевицей или бобами.
– Не подадите ли, гражданин, вон тот кусочек хлеба?
– О, если вы не откажетесь поделиться со мной своим сыром…
Ох уж эти братские ужины! Но это идея Робеспьера! Он придумал и воплотил их, настойчиво проследив за голосованием в конвенте по поводу выделения денег на устройство скамеек и установку свечей и факелов. И сам живший на этой улице, он, как истинный сын народа, делил свое жилье и свой стол с обыкновенным гражданином Дюпле, краснодеревщиком, и его семьей. Да, Робеспьер был великим человеком!
– Вы
Черт побери!
